Я не могу думать. Я не могу думать о выходе отсюда.

Инстинктивно я кричу. Звук отображается от моих рук. Я вижу эти руки как свои собственные: большие, с длинными пальцами и мозолистыми костяшками, приобретенными за время битья подвесной груши. Я представляю свой образ в то время как вода набегает поверх кожи Маркуса, замещая каждый кусочек его самого частью меня. Я переделываю себя в своем воображении.

Я опускаюсь коленями на бетон, глотая воздух.

Мои руки дрожат, и я пробегаю пальцами по своей шее, своим плечам, своим рукам.

Просто чтобы удостовериться.

Я говорил Трис несколько недель назад, когда ехал в поезде для встречи с Эвелин, что Маркус все еще был в моем пейзаже страха, но что он поменялся. Я провел долгое время размышляя об этом; это заполняло мои мысли каждую ночь, прежде чем я засыпал, и требовало внимания каждый раз когда я просыпался. Я все еще боялся его, я знал, но уже по-другому - я не был больше ребенком, боящимся страшного отца, угрожающего моей безопасности. Я был мужчиной, боящимся угрозы моему характеру, моему будущему, моей личности. Но даже этот страх не сравнится с тем, что будет дальше.

Даже зная, что это наступает, я скорее хочу вскрыть вену и вылить сыворотку из моего тела, чем видеть это снова.

Озерцо света появляется на бетоне передо мной. Рука с пальцами, изогнутыми в когти, достигает света, сопровождаемая другой рукой, а затем и головой с волокнистыми светлыми волосами. Женщина кашляет и втаскивает себя в круг света, дюйм за дюймом. Я пытаюсь двинуться по направлению к ней, чтобы помочь, но я заморожен.

Женщина поворачивает лицо к свету, и я вижу, что это Трис. Кровь течет по ее губам и локонам возле щеки. Ее налитые кровью глаза находят мои, и она хрипит "Помоги".

Она кашляет кровью на пол, и я бросаюсь к ней, так или иначе зная, что если я не доберусь к ней в ближайшее время, то свет погаснет в ее глазах. Я оборачиваю руки вокруг плеч и груди, делая живую клетку из плоти и костей, но я продолжая тянуться к ней. Я пытюсь вырваться из когтей, но в итоге только царапаю себя.

Я выкрикиваю ее имя, и она кашляет, на этот раз уже крови стало больше. Она кричит о помощи, и я кричу на нее, и я ничего не слышу и не чувствую , но мое сердцебиение, это мой собственный ужас.

Она падает на землю, закатив глаза, уже слишком поздно.

Темнота уходит. Включается свет. Граффити заполняют стены комнаты пейзажа страха, и на против меня появляются зеркальные окна в комнату наблюдения, а в углах камеры записывающие каждую сессию .Моя шея и спина покрыты потом. Я вытираю лицо о подол моей рубашки и иду к противоположной двери, оставив черную коробку и шприц с иглой позади.

Мне больше не нужно переживать мои страхи заново. Все, что мне нужно сейчас - это попытаться преодолеть их.

Знаю по своему собственному опыту, что уверенность в одиночку может привести человека к запретным местам. Как, например, к камерам заключения на 3 этаже в штаб-квартире Эрудитов.

Не здесь, хотя, вероятно. Мужчина афракционер останавливает меня концом оружия прежде чем я дохожу до двери , и я нервничаю , удушье.

– Куда ты идешь?

Я кладу руку на его пистолет и отталкиваю его от своей руки.

– Не тыкай в меня этой штукой. Я здесь по приказу Эвелин. Я собираюсь увидеть заключенного.

– Я не слышал ничего о внеурочных посещениях сегодня.

Я перехожу на шепот, как - будто он слушает секрет: - Это потому, что она не хочет, чтобы это было в записях.

– Чак!
– кто-то зовет с лестницы наверху. Это Тереза. Она машет нам, в то время как мы идем вниз.

 - Дай ему пройти. С ним все в порядке.

Я киваю Терезе и продолжаю идти. Обломки в коридоре были убраны, но сломанные световые лампочки не были заменены, поэтому я пробирался сквозь простирающуюся темноту, по участку полного разбитого стекла, прямо к нужной мне камере.Когда я достиг северного коридора, я не направился прямо в камеру, а пошел к женщине, которая стояла в конце . Она среднего возраста, с опущенными уголками глаз и морщинистым ротом. Она выглядит так, как будто все изводит ее, включая меня.

– Привет ,-говорю я.- Меня зовут Тобиас Итон. Я здесь чтобы арестовать вас, по приказу Эвелин Джонсон.

Выражение ее лица не меняется когда она слышит мое имя, так что в течение нескольких секунд я уверен, что смогу достучаться до ее подсознания и получить, что хочу. Из кармана она достает лист бумаги и выравнивает его о свою левую ладонь. На нем есть список заключенных, имена и соответствующие им номера комнаты.

– Имя?,- говорит она.

– Калеб Приор. 308А.

– Ты сын Эвелин, да?