Она останавливается перед дверью в лабораторию, чтобы открыть ее с помощью удостоверения личности. Мы идем в темный кабинет, где Дэвид дал мне дневник моей матери. Нос Мэттьюса находится в трех дюймах от монитора, глаза сощурены. Он едва ли замечает наше присутствие, когда мы входим внутрь.

Мне хочется улыбаться и плакать одновременно. Я сажусь в кресло рядом с пустым столом, и складываю руки между коленями. Мой отец был трудным человеком. Но и хорошим.

– Твой отец хотел покинуть Эрудицию, а твоя мать не хотела к ним присоединиться, не смотря на ее миссию, она хотела быть рядом с Эндрю, поэтому они выбрали Отречение вместе. Она делает паузу.
– Это внесло разлад в отношения между твоей матерью и Дэвидом,как ты уже видела. В конце концов он извинился, но сказал, что он больше не мог получать от нее сообщения - я не знаю, почему, он бы не сказал - и после этого ее доклады были очень короткие, очень официальные. Именно поэтому они не в этом дневнике.

– Но даже в Отречении она по-прежнему могла выполнять свою миссию.

– Да. И она была гораздо счастливее там, я думаю, чем если бы она была Эрудитом, говорит Зои.
– Конечно, Отречение в некотором смысле было не намного лучше. Кажется, что нет никакой возможности избежать генетического повреждения. Даже среди лидеров Отречения.

Я хмурюсь.
– Ты говоришь о Маркусе? Потому что он - Дивергент. Генетические повреждения не имеют с ним ничего общего.

– Жизнь рядом с генетически поврежденными людьми не может не повлиять на поведение человека, говорит Зои.
– Мэттьюс, Дэвид хочет назначить встречу с твоим руководителем, чтобы обсудить кое-что по разработке сыворотки. Последний раз Алан совсем забыл об этом, поэтому я хотела поинтересоваться, можешь ли ты пойти с ним.

– Конечно, говорит Мэттьюс, не отрываясь от своего компьютера.
– Я попрошу его сообщить мне время.

– Прекрасно. Ну, я должна идти, надеюсь, что ответила на твой вопрос, Трис. Она улыбается мне и выскальзывает за дверь.

Я сижу сгорбившись, поставив локти на колени. Маркус был Дивергентом - генетически чистым, как и я. Но я не считаю, что он был плохим человеком, потому что он был окружен генетически поврежденными. Я тоже жила рядом с ними. И Юрая. И моя мать.

Но никто из нас не набрасывался на наших близких.

– В ее аргументе есть несколько спорных моментов, не так ли, говорит Мэтью. Он смотрит на меня из-за стола, постукивая пальцами по ручке кресла.

– Да, соглашаюсь я.

– Некоторые люди хотят обвинить генетические повреждения во всем, говорит он.
– Это для них легче, чем принять истину, которая в том, что они не могут знать о людях все и почему они действуют так, а не иначе.

– Каждый человек обвиняет кого-то за то, как устроен мир, говорю я.
– Для моего отца это были Эрудиты.

– Тогда мне, наверно, не следует тебе говорить, что Эрудиты всегда были моей любимой фракцией, говорит Мэттьюс, слегка улыбаясь.

– Правда? выпрямляюсь я.
– Почему?

– Я не знаю, мне кажется, что я с ними согласен. Если бы все продолжали изучать мир вокруг них, было бы гораздо меньше проблем.

– Я всегда была с ними настороже, говорю я, положив подбородок на руку.
– Мой отец ненавидел Эрудицию, так что я тоже начала ненавидеть эту фракцию и все, что они делали со временем. Но сейчас я думаю, что он был неправ. Или просто... необъективен.

– Ты сейчас говоришь об Эрудитах или об изучении нового?

Я пожимаю плечами.
– И о том, и об этом. Так много Эрудитов помогли мне, когда я даже и не просила о помощи. Уилл, Фернандо, Кара - все из Эрудиции, и они - одни из самых лучших людей, которых я когда-либо знала. Они были настолько сосредоточены на том, чтобы сделать мир лучше. Я качаю головой.
– То, что сделала Джанин, никак не связанно с жаждой познания, которая ведет к жажде силы, как мой отец говорил мне, а связанно с ее бессилием по сравнению с огромным миром. Может быть, в этом смысле Бесстрашные были правы.

– Есть одна старая поговорка, говорит Мэттьюс.
– Знание - сила. Сила значит что-то плохое, как у Джанин... Или сила значит что-то хорошее, как у нас. Сама по себе сила не есть зло. Так что знание само по себе - тоже не зло.

– Кажется, там, где я выросла, относились с подозрением к обеим вещам. И к знанию, и к силе, говорю я.
– Отреченные считали, что сила должна быть только у тех, кто ее не хочет.

– Что-то в этом есть, отвечает Мэттьюс.
– Но может быть, сейчас самое время от этого подозрения отказаться. Он достает книгу из-под стола. Она толстая, с изношенной обложкой и обтрепанными краями. На ней написано БИОЛОГИЯ ЧЕЛОВЕКА.

– Тут все на довольно элементарном уровне, но эта книга помогла мне понять, что значит быть человеком, говорит он.
– Чтобы быть такой сложной, загадочной частью биологического механизма, и что еще более удивительно, иметь потенциал для анализа этого механизма! Это особый, беспрецедентный случай во всей эволюции. Наша способность знать о себе и о мире - как раз то, что делает человека человеком.

Он протягивает мне книгу и возвращается к компьютеру. Я смотрю на изношенную обложку и провожу пальцем по краю страниц. Он говорит о приобретении знаний как о чем-то таинственном, красивом и древнем. Я чувствую, что если бы я прочитала эту книгу, я смогла бы дойти через все поколения человечества до самого первого, и что я могу участвовать в чем-то гораздо больше и старше, чем я.