Шрифт:
Зои стучит, и голос изнутри отвечает: "Входите!"
Она открывает дверь предо мной, но не заходит внутрь. Кабинет Девида просторный и теплый, все стены сверху донизу заставлены книгами. Слева стоит рабочий стол со стеклянными экранами, подвешенными над ним, справа - небольшая лаборатория с оборудованием из дерева, а не из металла.
Девид сидит в инвалидном кресле, его ноги стянуты тугим материалом - я предполагаю с целью держать кости в правильном положении, чтобы они срослись. Он выглядит бледным и изнуренным, хотя довольно здоровым.
И хотя я знаю, что он связан моделированием атак и со всеми теми смертями, мне сложно соединить те действия с человеком, которого я вижу перед собой. Мне интересно, если злой человек ведет себя с некоторыми, как хороший, говорит, как хороший, то считают ли они его таким же приятном человеком, как и хорошего.
– Трис. Он толкает себя ко мне и зажимает мою руку между его руками. Я держу свою руку крепко в его, хотя его кожа сухая, как бумага, и мне хочется отстраниться от него.
– Ты такая храбрая, - говорит он, затем отпускаем мою руку.
– Как твои травмы?
Я пожимаю плечами.
– Бывало и похуже. Как ваши?
– Мне потребуется некоторое время, чтобы снова ходить, но они уверены, что я смогу. В любом случае некоторые из наших людей разрабатывают специальное устройство для ног, так что я буду первым, кто протестирует его, если мне потребуется, говорит он, и в уголках его глаз появляются морщины.
– Не могла бы ты подтолкнуть меня обратно к моему столу? У меня все еще есть сложности с управлением.
Я двигаю его к столу, направляя его стянутые под столешницей ноги, и его тело следует за ними. Когда я уверена, что он в правильном положении, я сажусь на стул напротив него и пытаюсь улыбнуться. Чтобы найти способ, как отомстить за моих родителей, мне нужно, чтобы его доверие и любовь ко мне оставались непоколебимыми. А с угрюмым видом я этого не сделаю.
– Я попросил тебя прийти в основном, чтобы сказать спасибо, - говорит он, - Я не могу назвать много молодых людей, которые пришли бы мне на помощь вместо того, чтобы искать укрытие, или которые спасли бы комплекс, как ты это сделала.
Я думаю о том, чтобы приставить пистолет к его голове и поставить его жизнь под угрозу, я с трудом сглатываю.
– Ты и люди, с которыми ты пришла, прошли через много изменений с тех пор, как вы приехали, - говорит он.
– Честно говоря, мы не совсем уверены, что делать со всеми вами, и я уверен, вы сами не знаете, что вам делать, но я подумал о том, чем я хотел бы, чтобы ты занималась. Я официальный лидер этого комплекса, но, кроме того, у нас похожая с Отречением система управления, так что у меня есть небольшая группа советников. Мне бы хотелось, чтобы ты начала готовиться к этой должности.
Мои руки сжимают подлокотники.
– Понимаешь, нам необходимо сделать здесь несколько изменений после того, как нас атаковали, - говорит он.
– Мы будем вынуждены сильнее обозначить нашу позицию в нашем деле. И я думаю, что ты знаешь, как это сделать.
Я не могу с этим согласиться.
– Что... Я прочищаю горло.- Что будет включать в себя подготовка?
– Посещение наших собраний, с одной стороны, - говорит он, - изучение особенностей комплекса - как мы работаем, целиком и полностью, нашей истории, наших ценностей и так далее. Я не могу назначить тебя на официальную должность в совете в столь юном возрасте, и есть путь, по которому ты должна пройти - помогая одному из текущих членов совета - но я предлагаю тебе пройти этот путь, если ты захочешь.
Его глаза, а не голос, задают этот вопрос.
Советники, возможно, также ответственны за моделирование атак и передачу их Джанин в нужное время. И он хочет, чтобы я сидела с ними, училась, чтобы стать такой, как они.
Даже с чувством желчи во рту мне не трудно ответить.
– Конечно, - говорю я и улыбаюсь.
– Это честь для меня.
Если кто-то дает тебе возможность подобраться ближе к твоему врагу, ты всегда берешь ее. Мне не требовалось узнавать это от кого-то, я сама знаю.
Он, должно быть, поверил моей улыбке, потому что он широко улыбается.
- Я так и думал, что ты согласишься, - говорит он.
– Это то же, что я хотел предложить твоей матери перед тем, как она вызвалась пойти в город. Но я думаю, она влюбилась в то место издалека и не могла сопротивляться этому.
– Влюбилась... в город?
– Я спрашиваю.
– О вкусах не спорят, я полагаю.
Это всего лишь шутка, но не для меня. Тем не менее, Девид смеется, и я знаю, я сказала как раз то, что надо.
– Вы были... близки с моей мамой, пока она была здесь?
– спрашиваю я.
– Я читала её дневник, но она была не очень многословна.
– Да, она была не многословна. Натали всегда была очень прямой. Да, мы были близки, твоя мать и я. Его голос смягчается, когда он говорит о ней - он больше не жесткий лидер комплекса, а старый человек, который вспоминает что-то из дорогого ему прошлого.
Прошлого, которое было до её убийства.
– У нас похожие истории. Меня также забрали из поврежденного мира, когда я был ребенком... у моих родителей были серьезные нарушения, их обоих посадили в тюрьму, когда я был маленьким. Вместо того, чтобы попасть в систему усыновления, я с братьями и сестрами сбежал на границу - туда же, где твоя мать нашла убежище, годами позже - и только я выбрался от туда живым.