Удостоверившись, что никто не видит ее со двора, девочка подняла кирпич в очаге и положила в тайничок монеты, которые принес Орельен. Кучка медяков понемногу росла. «Когда-то я наберу нужную сумму? — подумала Катрин. — Я даже не знаю, сколько это может стоить». Ей вдруг показалось, что все ее усилия просто смешны; никогда не сумеет она накопить достаточно денег, чтобы осуществить задуманное. «Ну ладно, — вздохнула она, — я, конечно, не скажу ни слова отцу, но я попрошу Франсуа, Мариэтту, Крестного и, может быть, Фелиси помочь мне. Все вместе мы уж как-нибудь соберем эти деньги».

Подойдя к Амели, которая играла на лужайке с Клотильдой и Туанон, Катрин предупредила подругу, что завтра утром не зайдет к ней, как обычно, потому что у нее срочное дело в городе. Амели натянуто улыбнулась, пытаясь скрыть свое огорчение. Она теперь и дня не могла прожить без Катрин.

Когда солнце склонилось к закату, гости Шарронов стали расходиться.

Амели поцеловала на прощание Катрин и грустно спросила:

— Значит, до вторника?

Видя опечаленное лицо подруги, Катрин уже готова была предложить Амели сопровождать ее завтра утром, но тут же опомнилась. «Нет, — решила она. — Я должна быть там одна!» — Да, Амели, до вторника.

На следующее утро, проходя мимо дома Англаров, Катрин ускорила шаг; с облегчением заметила она, что Амели не сидит, как обычно, у окошка. Миновав Городскую площадь, девочка очутилась перед церковью святого Лу. Поравнявшись с папертью, она увидела, как из дверей храма вышла монахиня, а за ней процессия девочек, одетых во все черное. Катрин остановилась поодаль и печально смотрела на это молчаливое шествие сирот, свернувших вслед за монахиней в узкую улочку.

«Клотильда и Туанон тоже могли оказаться среди этих несчастных крошек у ранней обедни в это холодное утро. Какие они бледненькие и как мало в них жизни! Они похожи на маленьких старушек!»

Проводив глазами унылую колонну сирот, Катрин заторопилась дальше.

Сегодня утром, проснувшись, она не без труда убедила себя, что нужно выполнить решение, принятое накануне. При одной мысли о нем ее охватывал страх. Но если вид воспитанниц монастырского приюта и омрачил ее настроение, он вместе с тем укрепил ее волю, сознание своего долга и своих сил в борьбе за жизнь.

Оставив позади последние дома Ла Ноайли, Катрин вышла на дорогу, которая вела к холмам Ланзака. За ветхими постройками, сложенными из камней древних крепостных стен, между лесистыми холмами простирался длинный прямоугольник кладбища, обнесенный высокой гранитной оградой. Катрин остановилась перед заржавленной калиткой. Она слышала, как отчаянно колотится ее сердце. На мгновение девочке захотелось повернуть обратно. Нет, никогда не хватит у нее мужества открыть калитку! Теперь Катрин горько жалела, что не взяла с собой Амели. Она уже готова была уйти, но в эту минуту увидала вдали, на повороте дороги, мчавшийся во весь опор экипаж. Это придало ей решимости: глубоко вздохнув, она толкнула калитку и вошла. Пока Катрин слышала грохот экипажа, она не ощущала своего одиночества и торопливо шла по дорожке между могилами, направляясь к дальней части кладбища. Но едва шум колес и стук копыт замерли в отдалении, она почувствовала, как молчание мертвых обступает ее со всех сторон.

Катрин шла, прижав руки к груди, как человек, который хочет проскользнуть незаметно, не привлекая к себе внимания. Не поворачивая головы, не замедляя шага, она бросала беглые взгляды на могильные памятники, окаймлявшие дорожку: грузные монументы из мрамора и гранита.

В конце дорожки, там, где она сбегала по откосу вниз, начиналось кладбище бедняков. И здесь, в этом царстве смерти, верхняя часть кладбища была отведена богачам, а нижняя — жителям Ла Ганны и других пригородов.

В нижней части кладбища не было ни мраморных монументов, ни статуй.

Кое-где встречались еще простые гранитные плиты, но над большинством могил возвышались одни деревянные кресты, украшенные бедными веночками. Еще дальше, у самой стены, могилы не были отмечены даже такими скромными пометами. Лишь продолговатые холмики земли, с воткнутыми в них низенькими, посеревшими от времени крестиками, указывали место погребения.

Как найти среди этих земляных холмиков могилу матери? Как узнать ее среди одинаковых, словно борозды в поле, глинистых насыпей? В день похорон Катрин постаралась заметить место, где лежит мать, но теперь никак не могла вспомнить, был ли то третий или четвертый холмик, начиная от стены. Она опустилась на колени возле дорожки, в промежутке между этими двумя холмиками, и, беззвучно шевеля губами, обратилась к матери: «Мама, не сердитесь на меня за то, что я, может, стою на коленях не у вашей могилы. В свое время вы хотели послать меня в школу, но не смогли этого сделать, и теперь я не умею прочитать на кресте ваше имя. Я не приходила к вам ни разу с тех пор, как вас положили сюда, в эту землю, но вы знаете, что я боюсь ходить одна по кладбищу, боюсь этой длинной дороги мимо чужих могил. Но я все время думаю о вас, вспоминаю вас каждый день… И вот что я пришла вам сказать: я не хочу, чтобы вы лежали под безымянной земляной насыпью. Мы не смогли заплатить за место, чтоб оно принадлежало нам, и чтоб вы лежали здесь спокойно до скончания века. Такие неоплаченные могилы — Орельен объяснил мне это — время от времени раскапывают и сваливают старые гробы в общую яму. Я не хочу, чтобы с вами поступили так же. Я не хочу, чтобы вы затерялись в общей яме, среди других умерших!»

Обе могилы, перед которыми Катрин стояла на коленях, были голы: ни венка, ни букета, ни искусственного цветочка. На холмике справа, у подножия креста, лежала кучка гладких белых камешков. Катрин сосчитала их: было девять. Она знала, что у бедняков существует обычай отмечать таким образом каждое посещение могилы близких. Но кому принадлежали эти девять камней? Кто приходил сюда так часто? А может быть, камни лежали не на могиле матери, а на чужой?

Катрин захотелось тоже оставить камень в память своего посещения. Она поднялась с колен, сделала несколько шагов по дорожке, отыскала подходящий камешек и вернулась обратно. Теперь на могиле лежало десять камешков. Катрин снова опустилась на колени между насыпями, Потом встала, отряхнула землю со своей юбки.