— Согласно имеющимся данным,— Тухачевский привычно убрал исчерченный лист,— мы можем ожи­дать производства в Германии не менее двухсот танков в месяц, а изготовление самолетов производится там свыше чем на пятидесяти заводах. Германская армия нацелена на постоянную готовность к внезапным втор­жениям. Ее мобильность исключительно велика. Для тренировки в массовых перебросках войск используются даже разного рода фашистские празднества и торжест­ва. У нас же дороги, особенно шоссейные, являются самым узким местом. Это в качестве добавления к воп­росам моторизации.

— Вот мы и покатим по их дорогам,— тряхнул головой Ворошилов.— Пусть только сунутся.

— У Гитлера не только дивизии, но целые армии оснащены броней и моторами,— не замедлил отклик­нуться Якир.— А французы определенно отстали. Тан­ки используют лишь в качестве прикрытия атакующей пехоты. Вот где разрыв теории с практикой. «Танковая война» Эймансбергера, труды Фуллера, Шарля де Голля — все нипочем. Нет пророка в своем отечестве. Я, между прочим, спросил Вейгана, отчего так. Диплома­тично, само собой, но спросил.

— И что же он ответил? — с вялым любопытством осведомился Ворошилов.

— От всей души высказал все, что думает об их демократии. С солдатской прямотой. «Категорическое требование военной комиссии национального собрания». Аж в лице передернулся.

— Мне рассказывали, что под Мадридом пришлось вытаскивать танки на конной тяге,— с характерным ак­центом заметил комкор Городовиков.— Но я не верю. Танк слишком тяжелая штука. Лошадей жалко.

— И правильно делаете,— невольно улыбнулся Убо­ревич.— Кто знает, что бы сталось с Мадридом, если бы не наши танкисты. В ноябре там действовало всего пятьдесят машин, намного меньше, чем у фашистов. Но действовали они героически. Сцементировали оборо­ну и вообще сыграли роль крупного морального факто­ра. Тем более что франкисты совершенно не имеют опыта противотанковой борьбы. Бывало, что наши прос­то давили их пехоту и конницу.

— Только не конницу,— недовольно буркнул в усы Городовиков.— Какой дурак полезет под гусеницы?

— Он потому так нахваливает, что под Мадридом воюют его танкисты,— лукаво подмигнул Ворошилов.— И неплохо воюют. Но ты, Ока, не волнуйся. Мы с Буден­ным в обиду кавалерию не дадим! Она пройдет там, куда танки и не сунутся! По горам, по долам, как гово­рится.

Нарком шутил, балагурил, отступив от заведенного на Совете регламента. Заседание определенно не полу­чилось, но брошенное якобы в защиту конницы слово сыграло роль детонатора. Завязалась та самая, давно набившая оскомину полемика, равно бесплодная и ожес­точенная, когда бессильны аргументы, ибо их знают чуть ли не наизусть.

По домам разъезжались далеко за полночь.

— Поедем ко мне? — предложил Тухачевский Уборевичу.— Чего тебе куковать в одиночестве?.. А еще лучше — Иону Эммануиловича захватим?

К Дому правительства подкатили на трех машинах. Молодой подтянутый дежурный в защитном френче предупредительно распахнул сетчатую дверь лифта:

— Добрый вечер, товарищ маршал! Пожалуйста, товарищи командармы.

— Поди уж, доброе утро...

В прихожую выглянула Нина Евгеньевна:

— Ах, у нас гости!

— Ты не спишь? — Тухачевский, сбросив шинель, подошел к жене. В простеньком синем платьице в белый горошек она казалась хрупкой, как подросток. Глаза, обведенные тенями, встревоженные, переполняла тем­ная влага.

— Я почему-то знала, что ты придешь не один,— она слабо улыбнулась.— Я ждала.

— Вы уж простите нас, башибузуков! — Якир мо­литвенно прижал руки к груди.

— И не стыдно, Иона Эммануилович?.. А вы, Иеронимус? Тоже хороши! — она протянула руки сразу обо­им.— Как же давно вас не было... Ужинать будете? — повернулась вопросительно к мужу.— У меня все го­тово.

— Вот это хозяйка! — Якир зябко передернул пле­чами.

— Беспременно,— Михаил Николаевич бережно коснулся губами ее душистых волос.— Только сперва чайку, крепкого-прекрепкого!.. А пока прошу ко мне.