Говорят, старый режим, с его мелочнейшим на каждом шагу попечением, приучил нас к несамостоятельности, переходящей в безграничный, чисто азиатский фатализм. Возможно. Только то, что он начал, благополучно закончили последние события: война и революция.

Помните, господа, как беспрекословно мы исполняли всё, что от нас кто-то требовал: сперва призывались, потом голосовали, а самой сути, борьбы народов и борьбы идеалов, понять не хотели и не могли, и всё делали плохо, без веры и без огня, трусливо прячась здесь, лениво отвиливая там.

Мы полностью сохранили наше крепостное мировоззрение и наш крепостной темперамент. Мы и сейчас готовы положиться на кого угодно, кроме себя, и каждый может прийти и владеть нами. Из уст в уста передают, и очевидцы подтверждают, что в большевистских войсках, идущих на балтийский край походом, преобладают китайцы. Почему китайцы? Чем мы их обидели? Чем их взял Троцкий?

Между тем они идут, и с каждым днем возрастает эта своеобразная желтая опасность.

Как же мы готовимся их встретить? Враг у ворот – безумолчно кричат газеты, и что же, это придает нашим человеческим сердцам львиную отвагу, это пробуждает в нас геройство древних римлян или хотя бы современных парижан? Нет, мы не так глупы. Мы уверили себя, что за нас волнуются английские адмиралы и французские дипломаты, и в хорошую минуту мы даже подтруниваем над медленностью «томми».

Так было всегда. Всегда кто-то думал за нас, пытался нас выручить, и газеты кричали о предстоящей гибели, и бывали случаи, что нас не выручали, что гибель наступала. Но только нас это не образумило.

Я вспоминаю, как в один прекрасный день вся мыслящая Россия уверовала в чехословаков. Не задумывались, кто чехословаки, откуда они взялись и зачем спасают нашу исстрадавшуюся родину.

Еще меньше интереса было к их силам, к их военачальникам, к их боевой подготовке. Казалось достаточным, что они хотят свергнуть большевиков, что об этом в Самаре хлопочет Авксентьев, который так заботливо думает за нас. Думают за нас и Деникин и Скоропадский, и есть наивные люди, о которых пекутся Виниченко с Петлюрою.

В самом деле, и в данную минуту чего же бояться в Риге, когда в Париже, по сообщению «Фоссовой газеты», Маклаков – каждодневный гость всесильного Клемансо и хлопочет за всех бывших подданных бывшей Российской Империи.

Враг у ворот. Мы спокойны. Мы спим. А если враг распахнет ворота, мы разделимся на две партии. Одна, более многочисленная, приспособится ко вражеским порядкам, а другая – меньшинство – соберет свои пожитки и разбредется куда глаза глядят. И будем жить под китайцами и ждать помощи от чехословаков.

Прежде, чем перейти окончательно к злобам и мелочам текущего дня, мне хотелось бы охватить испытующим оком прошедшее, привести в порядок растрепанные чувства и мысли, словом, использовать ту «передышку», которая любезно предоставлена нам судьбой. При этом у меня живейшая потребность покопаться, по русскому обычаю, в себе и окружающих, чтобы яснее выступили характерные особенности нашего милого безвременья. Тут-то во всех и во всем поражает одна роковая черта – приспособляемость.

Давно было доказано, что неприспособленным к жизни породам суждено вымереть. Но есть предел приспособляемости, и этот предел несомненно перейден. Всем же известно, что избытки порою вреднее недостатков.

Начало болезни произошло четыре с половиной года тому назад, и почин дала чистая публика. Началась война, солдаты поехали в окопы, а чистая публика приспособилась к грязным делам.

Прошли года, и в мировых законах возникла основательная путаница. Солдаты поехали домой на «красных бархатных диванах» пульмановских вагонов, а чистая публика поехала из дому на деревянных нарах отвратительных теплушек. Предварительно чистую публику обчистили.

В кратчайший промежуток времени произошли сильные изменения. Приказы сменились декретами, доблестная армия – красной армией, а симпатичный матрос Деревенко, носивший на руках наследника, симпатичным матросом Дыбенкой, носившим на руках госпожу Коллонтай. Вот тогда приспособляемость и дошла до размеров, каких еще мир не видал. Где начало и где конец? Как привести огромнейший материал в систему?

Важную роль в этом движении сыграли малые народы. Они приспособились к большим аппетитам и каждый к одной из враждебных коалиций. Последний вид приспособления был назван ориентацией. Под влиянием событий все ориентации свелись в конце концов к одному знаменателю. Установилось это не сразу. Была борьба. Некоторые кавказские народности меняли ориентацию по большим праздникам.

В наших старых политических центрах, в обеих столицах болезнь дала жуткое зрелище. Основа ее оказалась в том, что большевики приспособились к власти, а прочие партии к негодованию.

К власти приспособились также и некоторые великие люди. Они сами назвали это уверованием. Так поступили Максим Горький и Федор Шаляпин. Впрочем, остальные великие люди явились непокладисты и не уверовали.

Население обеих столиц, без различия религий, приспособилось к длительному посту. Кроме того, старики приспособились к неуважению к своим сединам, люди зрелые – к уничтожению аттестатов зрелости, а молодежь к узаконенным гражданским бракам и к разводам без малейшей канители.