— Тогда получается, что этот юный раб должен принадлежать тебе, Меред, не так ли?

— Да, выходит так, — немного растерянно ответил чабан.

— Значит, ты имеешь право и продать его, и в реке утопить, и что угодно с ним сделать, верно? — сердито спрашивал сердар.

— Может, и верно, — совсем растерялся Меред, не понимая, чего от него хочет Сазак…

Видно, молодой пленник понимал, что говорили, я внимательно и напряжённо прислушивался к словам.

— Если этот парень твой пленник, — заключил сердар, — то сейчас же посади мальчишку на коня и отправь к отцу, а ещё лучше, если ты сам его передашь Хабипу-пальвану.

Молодой пленник внимательно слушал Сазака. Он вроде бы собирался что-то сказать, но, видно, передумал и промолчал.

До слуха Довлетяра отчётливо доносился громкий разговор Сазака с Мередом. Бек вышел из кибитки и проследовал к гостям. Остановился возле Сазака и с нарочитой весёлостью кивнул в сторону пленных:

— Видите, как достойно мы отомстили врагу. Чабан Меред вместо Хаджимурада приобрёл себе в сыновья вон какого молодца.

Хотя Сазак и его спутники весьма холодно ответили на приветствие бека, он не прервал своей речи:

— Чабан Меред, ты за этого молодого раба можешь получить не меньше денег, чем тебе пришлось заплатить за младшую дочь.

Сазак видел, как от слов бека изменился в липе юноша, как налились злостью его глаза, окончательно понял, что молодой пленник знает их язык. «Да, мальчишка понимает туркменский язык, возможно, он из племени афшаров или гаджаров, или же из племени кашгайлы… — раздумывал Сазак, — впрочем, это мажет быть и курд или перс…»

Довлетяр то и дело прерывал раздумья Сазака своими хвастливыми сообщениями:

— А потом, Сазак-сердар, этот юноша не простой пленник, он единственный сын Хабипа-пальвана. Поскольку они устраивают бесконечные набеги на наши сёла, я тоже разозлился и со своими ребятами совершил налёт на селение самого Хабипа-пальвана. Как, по-вашему, правильно я поступил?

Куда как правильно, — злобно бросил ему в ответ Сазак, — ты под видом мести разоряешь чужие сёла, грабишь безвинных людей, привозишь себе рабов, а мы впоследствии страдаем от всего этого. Уверен, что скоро на нас налетит со своей разбойничьей шайкой какой-нибудь иранский бек вроде Абдуллы, Ты ведь отправился на выручку наших пленных, томящихся в застенках Абдуллы. Для этого надо было воевать, может быть, даже кровь пролить. А какая тебе выгода от того, что ты отбил бы своих земляков, денег бы в твоих карманах не прибавилось. А благодарность людей для таких, как ты — ничего не значит. И если бы ты ездил воевать, освобождать людей, защищать их мирную жизнь, тогда бы ты не был самим собою, — разбойником Довлетяром, а был бы сыном народа, его патриотом и вождём. Из наших рядов нередко выходят люди, достойные называться сынами народа и его защитниками, но такие вот бесчестные люди, как ты, стараются их истреблять, отдавать на растерзание нашим врагам, как это произошло с Хаджимурадом.

— Хаджимурада я не трогал, — выкрикнул растеренно бек.

— Не перебивай меня, Довлетяр, — остановил его сердар, — точно так же, как и ты в его края, Абдулла к нам ринется под кровавым и ложным предлогом «отмщения». Но он не станет нападать на твою крепость, чтобы отбить и вернуть домой людей, угнанных тобою. Он не станет воевать с тобою, потому что ему не нужны эти несчастные пленники. Он нападёт на туркменские сёла и будет грабить бедных сельчан, убивать и забирать в плен наших людей. Из-за твоих разбойничьих похождений Абдулла не только нам причиняет страдания, но разоряет и многие близлежащие курдские селения. Если бы все люди нашего села знали тебя также, как знаю я, они бы давно с тобой расправились. Но они не ведают, что ты ловкий обманщик, они продолжают думать, что ты их защитник. Но избавь нас аллах от такой защиты?..

— Верно говоришь, что народ видит во мне своего защитника, А ты от ненависти и бессильной злобы постоянно наговариваешь на меня, но люди не верят тебе, они знают, что мы с тобой давно и серьёзно враждуем. Если враг нападает на туркменские селения, то я не могу так, как ты, сидеть сложа руки. Я скачу во след врагу и граблю его дважды. Что это, если не отмщение врагу? Народ видит, как я за него стою. Поэтому он не слушает тебя, — с притворным возмущением ответил бек Сазаку.

Но сердар, указывая на Мереда, добавил:

— Чабан Меред на собственном горьком опыте убедился, как ты под видом мщения врагу совершаешь подлость по отношению к своим односельчанам. Он попросил тебя помочь вернуть ему дочерей. А ты что сделал? Ты одну из них выкупил для того, чтобы тут же, против воли её родни, сделать своей женой. Разве после подобной подлости люди могут обращаться к тебе за помощью? Не могут и не будут.

— Будут, и ещё как будут! — самодовольно ухмыльнулся бек, — разве это не помощь, если, во-первых, я за него отомстил, а, во-вторых, вместо Хаджимурада отдал ему сына врага..

Юный пленник внимательно слушал спор этих двух людей и всё злобнее поглядывал на бека и его горбоносого слугу, застывшего в подобострастном поклоне перед хозяином. Меред стоял с опущенной головой и время от времени тяжело вздыхал.

В этом селе никто, кроме Сазака, не смел таким тоном разговаривать с беком. Старший сын Сазака о гордостью смотрел на своего отца.

— Когда раздастся клич «на коней!», ты должен немедленно выйти со своими людьми для защиты села. Враг непременно нападёт на нас, — сурово отчеканил сердар и повернулся к Мереду: — Забирай своего пленника и пошли отсюда.