Много ли, мало ли времени прошло, — стал козлик линять — шерсть свою красивую терять и с тела тоже спадать стал. Огорчилась Тавка — и девушкам своим такое слово сказала:

— Девушки! Весны уже недолго ждать!

Шерсть козел теряет, с тела стал спадать,

Кто из вас за ним приставлен наблюдать?

Почему мой козлик стал худеть, скучать?

Иль присмотр не тот, иль корм его крадут?

Я боюсь — недуга не было бы тут!

Или потому, что пары нет ему,

Козлик так облез, невесел так и худ?

Сказали ей девушки:

— Правильно говорите вы, Тавка-аим: это животное привыкло на воле ходить, траву по вкусу своему щипать. Не может козел сытым быть тем, что вы ему из рук даете. Появится скоро’ свежая трава зеленая — он еще больше скучать, худеть станет.

Тавка-аим, ведя козла на поводке, отправилась вместе с сорока девушками своими к пастуху Кайкубату. Кайкубат, в прежнее время пася баранов Байсары, первый Алпамыша встретил, когда тот за Барчин приезжал, — дорогу ему к дому Байсары указал. Когда Алпамыш взял Барчин-ай, свояком стал ему Кайкубат. [36]Теперь Кайкубат пас баранов калмыцкого шаха Тайчи. Пришла Тавка-аим к пастуху Кайкубату — спрашивает:

— За какую плату пасешь ты отцовский скот?

— За шесть месяцев я беру с твоего отца-шаха восемь тиллей.

Говорит ему Тавка:

— Я тоже буду тебе восемь тиллей платить за одного этого козла. Возьми его и паси вместе с овцами-баранами, пусть поправится, бока нагуляет.

Отвечает Кайкубат:

— Если вперед деньги уплатишь, согласен я.

Говорит Ай-Тавка:

— Срок отпасешь — тогда и получишь. Разве от отца моего ты вперед плату получаешь?

— Э, с отца твоего я свою плату в любое время получу, — отвечает Кайкубат, — а если к тебе приду после срока плату требовать, ты объявить можешь, что я с худым замыслом пришел, избить меня прикажешь — и денег не отдашь. Или наличными плати, или уводи своего козла.

— Ну, — сказала Ай-Тавка, — если так упрямишься ты, получай вперед. — Сказала так — и выложила ему восемь тиллей.

Очень довольным остался Кайкубат.

«Дочь этого ублюдка-шаха, недолго споря, выложила мне деньги вперед: видно, сердце ее склонно ко мне. Если я козла ей поправлю, она, пожалуй, и замуж за меня пойдет». — Так он подумал про себя.

Отдавая козла Кайкубату, Тавка-аим так ему наказывала:

— Гуще нет моих и нет длиннее кос,—

Если распущу их — не сочту волос.

Если по овце за каждый волос брать,

Столько бы скота на свете не нашлось!

Кто б меня моих густых волос лишил?

Только враг, что весь бы край опустошил!

Кайкубат, мои слова запоминай:

Выходить козла ты должен поскорей.

Наблюдай за ним усердно каждый день,

Хорошо корми, далеко не гоняй.

Сколько ты просил — то получил, но знай:

Не убережешь, — сам на себя пеняй!.. —

Так она сказала — и, резва, ловка,

К играм возвратилась, прерванным пока.

Девушки, смеясь, схватились за бока,

Выслушав, как дело провела Тавка…

Кайкубат стоит на месте, нем и глух, —

Опьянел влюбленный в Ай-Тавку пастух.

Козла к баранам присоединив, довольный сделанным делом и пьяный от любви, Кайкубат сам себе говорит:

— О таком счастливом не гадал я дне:

Привела козла подобная луне!

[37]

Девушки ее стояли в стороне, —

Мог поговорить я с ней наедине.

Сердце Ай-Тавки склоняется ко мне,

Это стало ясным сразу же вполне.

Покупатель

[38]

я хороший для нее, —

Говорить не стала долго о цене.

Деньги отдавая, подмигнула мне!

Сколько ни мечтал я, бедный, о жене,

Лучшей никогда не видел и во сне.

Столько мне улыбок светлых подарив,

Столько слов игривых мне наговорив,

Даром ли она их рассыпала с губ?

Шахской дочери и я, как видно, люб!