Слушая такой, как я, бедняжки речь,

Не хотите ль брату моему помочь —

И, отправившись в тот, вам известный край,

Из зиндана друга вашего извлечь?

Сердце бы мое могли вы тем привлечь!

Службу сослужили б другу своему.

Кроме вас туда отправиться кому?

Если б и найти другого смельчака,

Скоро ль доберется он до калмык

а

?

Если Алпамыш и не умрет пока, —

Кто бы ни пошел, не зная языка,

Не найдет он ямы той наверняка:

Спрашивать начнет — узнают чужака!

Хоть и вам задача эта нелегка,

Ничего без вас не выйдет, джан-ака!..

Выслушал ее Караджан, за друга своего обрадовался, за нее встревожился, — и так говорит:

— Слава богу, жив, оказывается, друг мой Алпамыш! Если он такое письмо прислал, если помощи просит, как же я не пойду выручать его? Дай-ка мне письмо его, а сама торопись — отправляйся отсюда, пока Ултантаз не узнал, — убьет тебя, бедняжку…

Ушла Калдыргач, письмо Караджану вручив, а прочесть ему письмо — не прочла. Спрятал Караджан письмо в кушак, — стал в поход снаряжаться. Приготовил он длинный-длинный аркан шелковый: «Если живым застану Алпамыша, арканом вытащу его из зиндана…» Так он решил, нахлобучил тельпак свой, — пошел в далекую страну калмыков.

Любит птица-ястреб сесть на крутосклон.

Так как он коня в изгнаньи был лишен,

Пешим Караджан пойти был принужден,

То, чего не ведал, то изведал он.

Много мук в дороге терпит пешеход,

Много терпит он в большом пути невзгод.

Что его теперь в стране калмыцкой ждет?

По родной стране тоска его гнетет,

Только беглецу туда запретен вход.

Попадется шаху — шкуру шах сдерет:

Но уж, если друг на выручку зовет,

За него положит Караджан живот!

Может быть, уже и друг тот не живет?..

Все же Караджан-батыр идет вперед.

Через много гор свершая переход,

Через степи он, через леса идет,

Мимо вод речных, мимо озерных вод, —

Наконец, пред ним гора Мурад встает,

Наконец, пред ним калмыцкая страна!

Воздухом родных степей он задышал,

Задышал-заплакал, — горе заглушал.

Тут в зиндане шахском друг его лежал!

Где он, тот зиндан, Караджанбек не знал.

Алпамыш писал, да он не прочитал, —

Грамоты узбекской человек не знал!

Думая: «В столице, верно, тот зиндан», —

В шахскую столицу входит Караджан.

Не один зиндан имеет Тайча-хан,—

Друга своего как он найдет зиндан?

Подвязал потуже Караджан кушак,

Нахлобучил он поглубже свой тельпак,

Ходит он в своем народе, как чужак,

А спросить людей — опасно как-никак:

Спросит — заподозрят, — и пропал бедняк!..

С улицы на улицу бродит Караджан по столице шаха Тайчи, бродит, думает, как разыскать Алпамыша. Видит он на одной улице — трое-четверо ребят, в бабки играя, накинулись все на одного, — стали у него бабки отнимать, отняли, а тот и говорит:

— Э, — говорит, — плохо, когда человек один, — всегда его все обижают: и побили меня, и бабки мои отняли! Вот так же и хану Конграта, Алпамышу, худо одному пришлось: сколько лет в зиндане сидит! Был бы у него брат родной или друг верный, головы бы своей не пожалел, а приехал бы — выручил бы его…

Караджан, слова мальчика услыхав, бабки у ребят отобрал, отдал их обиженному — и спрашивает у него:

— Ты, сынок, про Алпамыша сказал, а не скажешь ли, в каком зиндане сидит он?