Сказал Алпамыш:

— Э, дед, если я тебе Алпамыша покажу, что ты дашь мне за это?

Рассердился Култай, — ответил:

— Требуху горячую брата его младшего! Алпамыш сказал:

— Взгляни-ка, я на кого похож, дедушка?

— На могилу мою ты похож! — сердито закричал Култай. — Много бродяг, тебе подобных, приходило к нам, — каждый говорил, что от Алпамыша весть принес. Сколько на радостях подарков мы роздали им, сколько пожрали они барашков и коз, а потом уходили! Каждый думал: «Приду-ка и я, скажу: „Алпамыш!“ Култай поверит — что-нибудь мне даст, — в дураках останется. Видно, и ты задумал обманом козу получить, а получишь — уйдешь своим путем. Еще и тебя принесло нам на горе!»

— Э, дед Култай! — рассмеялся Алпамыш. — Не узнал ты меня. У Алпамыша твоего не было ли отметины какой-нибудь?

Ответил Култай: — У Алпамыша на правом плече был святой пятерни отпечаток. [44]

Оголил Алпамыш плечо свое, посмотрел Култай, — закричал:

— Ой, ты сам и есть ребенок милый мой!

Ты не снег ли чистый с той горы крутой?

В караване ль верблюжонок молодой?

Ока моего зрачок, ты вновь со мной,

Господин народа и страны родной!..—

И вокруг Хакима, восклицая так,

Ходит дед Култай, его любовно чтя:

— Это ты ль, мое любимое дитя!

Ты ушел — и все мы, по тебе грустя,

Верблюжатами ревели день и ночь.

Где тебя найти и как тебе помочь?!

Думали — погиб во вражеской дали,

Думали, что ветры прах твой размели.

Но теперь, из дальней возвратясь земли,

Вражью грудь пронзи — и солью просоли!..

Благ былых найти в Конграте не мечтай, —

Беды да обиды кровные считай.

На меня взгляни, мой дорогой сынок, —

Выплакал глаза твой старый дед Култай!.. —

Плача, он Хакима к сердцу прижимал:

— Ты, сынок, в плохое время к нам попал, —

Свищет над Конгратом Ултантаза плеть.

На его дела немыслимо глядеть,

Поглядишь — и сам не сможешь утерпеть…

— А теперь дело такое: тридцать дней уже идет свадебный той Ултантаза, — жену твою взять он намерен. Если бездействуя сидеть будешь, так он ведь своего и добьется!

Алпамыш ответил: — Мы вот как сделаем, дедушка: оба на пир пойдем, — вы — в моей одежде, я — в вашей. Кто друг мне, кто враг, своими глазами посмотреть хочу, чтобы, поскользнувшись, в яму, кем-нибудь вырытую, не попасть мне.

Култай сказал: — Если так сделаешь, хорошо будет, сынок! В радостный день твоего прихода и я участие приму в пиршественном козлодрании.

Сняли они свои одежды — поменялись ими. Култай в роскошной одежде Алпамыша сел на Байчибара верхом — совсем как важный-важный аксакал. Алпамыш на плечи свои набросил рваный кебанак пастушеский, небрежно кушаком повязался, на голову чабаний тумак надел, на ноги — сапоги чабаньи… Зарезали они белую козу, — мясом и шурпой насытился Алпамыш. Вырезал батыр из белой козьей шкурки бороду себе, из кожи — ножницами нос приставной выкроил.

Озеро было поблизости.

Посмотрел Алпамыш с берега в воду — увидел себя сгорбленным, — точь-в-точь Култай пастух. Култаев посох он взял — на пир отправился. Проходит он мимо одного ряда юрт, — увидала его молодуха одна, подумала — Култай идет. Как-то пустила она в стадо к нему трех коз своих.

«Спрошу-ка о козах», — подумала она и побежала за мнимым Култаем, крича на бегу:

— Дед Култай, послушай-ка меня, постой!

Я тебя узнала, — ты идешь на той?

Я тебе задать один вопрос хочу…

Ой, устала я! Остановись! — кричу, —

Про своих узнать красавиц-коз хочу!..

Вы ко мне зайдите, я вас угощу…

Козочки мои здоровы, живы ли?

Веселы-резвы ль, набрались жиру ли?

Верно, утомились вы с пути, ой-бой!

Дедушка, прошу вас, в дом войдите мой, —

Я вас накормлю отличною шурпой!..