Уничтожив все угощение, насбирал он валявшегося на пастбище сухого кизяка коровьего, пометных катышек овечьих-козьих, наполнил все посудины, завернул, увязал скатерти, как раньше было, все выставил на бережке родника, а сам отправился дальше…

Женщины, из виду его потеряв, не знали, как быть: то ли домой возвращаться, то ли догонять его. Споря между собой, до родника дошли они, — скатерти и посуду увидели, обрадовались — стали благословлять старика:

— Господи, пусть ему толстая, добрая старуха встретится, — о нас пусть уж не беспокоится!

Напились женщины воды родниковой, каждая свою посуду взяла — на голову поставила. Стали они через ручей переправляться, одна из них слишком неловко на берег прыгнула, посуда с головы упала, — треск раздался — навоз вывалился.

Увидев это, другие женщины сказали так:

— У нее, наверно, соперница есть: подложила ей кизяк, — придет, мол, на пир, скатерть развяжет, — кизяк, вместо угощенья покажет, — опозорена будет перед людьми.

Так они решили. Одна женщина сказала: — Как бы и у нас кизяк не оказался!.. — Открыла каждая свое, смотрят — у всех навоз вместо еды!

Растерялись женщины — посыпались на Култая проклятия. Закопали они свои посудины у края арыка, решив: — На обратном пути посуду заберем. Скатерти на пояса под сорочки подвязали.

— Если кто спросит: «Почему вы ни с чем на пир пришли?» — скажем: «Култай так с нами поступил!»

И пошли они дальше на свадебный той.

Песнь пятая

Теперь слово наше будет об Алпамыше, который отправился на пир в обличьи старого Култая-пастуха. Едет Култай-Алпамыш верхом на Байчибаре на свадебный пир Ултантаза…

Ултантаз, временам Алпамыша подражая, такой порядок соблюдать приказал: если кто-нибудь козла в козлодрании добудет себе, то класть обязан его на бархатную юрту Барчин…

Тут Култай-Алпамыш подъехал, коротко Байчибара подвязал, улегся в тени своего коня на земле — и говорит:

— Ну-ка, и я в улаке счастье свое попытаю! — Удивились люди: престарелый чабан в улаке скакать хочет! Смеются над ним — позор мнимому старику предсказывают…

А его участие в козлодрании вот каково было:

Голова влюбленных мутна,

Сумеркам подобна она, —

Ей своя судьба не видна.

На улак ведут все пути.

Если крепок в счете — сочти,

Сколько силачей собралось:

Их двенадцать тысяч почти!

Все могучегруды они,

Как самцы верблюды, они.

Что ж не начинают улак!

Скоро разъярятся, да как!

Сколько будет шума и драк!

Вот и козлодранию знак…

Зная, что Култай — Алпамыш,

Будем на Култая смотреть.

Конский поводок он рванул,

Крепко он Чибара стегнул, —

И, как проволока, впилась

В Байчибара жгучая плеть.

Режет он толпу пополам, —

Люди растерялись: гляди, —

Этот дед Култай — впереди!

Он уже козла подхватил,

Он коня быстрее пустил,

Он к юрте Барчин своротил, —

Бросил он козла в чангарак,

Снова поскакав на улак…

Мчится Байчибар, как стрела,

Но вторую тушку козла

Рыжий конь Ултана схватил,

Быстро поперек седла

Ултантаз козла положил,

И на Рыжем прочь поспешил.

Рыжий вражий конь преуспел!

Ой, какой досадой вскипел

Мнимый дед Култай — Алпамыш!

Плеткою Чибара огрел,

Сбоку подскочил он впримык,

За ногу он заднюю вмиг

Этого козленка схватил,

За ногу добычу сволок, —

В сторону метнулся ездок.

Перерезал рыжий конек