Алпамыша озорство разобрало, — отвечает:

— Козы твои жиреют, резвятся; бросили козла, — с бараном имеют дела; рожают-плодятся, дают по двояшке-трояшке в год, — от трех твоих коз — сто четырнадцать приплод!

Женщина мало смышленой была: от трех коз сто четырнадцать родилось! Больше ста! Сердце в ней поднялось:

— Ой, бабаджан, масло ваши уста!.. — Так эта молодуха простовата была.

Уцепилась она за Алпамыша:

— Зайдем ко мне в дом!

Вошли в юрту — хлеба нет ни крошки. Говорит ему хозяйка:

— Дедушка, посиди немножко, сито у соседки возьму, — испеку тебе лепешку, даже маслом помажу.

Убежала за ситом она. У соседки пять-шесть женщин сидело, о том о сем болтали. У молодухи, за ситом пришедшей, было, как говорится, полсотни ртов. С женщинами села — без дела болтая, забыла про Култая.

А Култай-Алпамыш сидит, ожидая, обшарил всю юрту кругом, видит — масло в бараньем желудке, мешок с творогом, — тает во рту! Ради шутки — все съел, опустошил юрту — вышел.

Возвращается молодуха, несет сито.

— Что ж вы, дедушка, уходите, — не едено не пито?

Отвечает Алпамыш: — На той боюсь опоздать. Мы — сыты. Без вас, янга моя, дом осмотрели ваш, того-сего отведали, солью вашей пообедали.

Говорит женщина: — На обратном пути ко мне заверните!

Входит она с ситом в дом — все вверх дном. «Как видно, — думает она, — нечистый джин похозяйничал в нем. Никакой не осталось еды! Если б, — думает, — это дед Култай был, столько пищи бы не истребил один, — кишка у старика тонка. Или это джин, или какой-нибудь батыр-пахлаван!» Так она решила…

А теперь — рассказу место об Алпамыше, под видом Култая, на свадебный пир отправившемся.

Палку волоча, идет Хаким-Култай.

— Если суждено, вернусь я в дом родной —

Встречусь со своей красавицей женой,

Свадебный ее, бог даст, увижу той…

Много женщин с ним шло по пути туда, —

Надо им на пир богатый поглядеть!

Каждая несет в узле тяжелом снедь, —

(К тойхане дорога не близка, заметь!) —

Надоело им под тяжестью пыхтеть:

Женщины — тучны, — боятся похудеть.

— Если б ты хотел нам, дедушка, помочь,

Бога б за тебя молили день и ночь,

Чтоб тебе жену молоденькую дал,

Ханскую притом, единственную дочь…

Нам свои узлы тащить уже невмочь.

Если б на себя ты принял нашу кладь,

Мы порожняком могли бы погулять.

Наше затрудненье, дедушка, уладь, —

Бога за тебя мы будем умолять!..—

Алпамыш от них рассудок потерял.

Скатерти со снедью он у них забрал,

Все в широкополый кебанак сложил, —

Похвалу своих попутчиц заслужил.

Шел он с ними — шел, все шутками смешил.

Проходить пришлось через большой пустырь.

Он идет, все больше ускоряя шаг,

Тащит на спине со снедью кебанак, —

Неуклюжим бабам не поспеть никак!

Вовсе, наконец, из виду он исчез.

Так идет Хаким, тот мнимый старичок,

Видит на пути он пастбище-лужок,

Видит он журчащий, чистый родничок.

Снял поклажу с плеч — присел на бережок…

— Что за дастархан? — посмотрим, — он сказал, —

Кебанак с узлами женщин опростал,

Скатерти со всякой снедью развязал —

И на бережке на травке разостлал.

Было там всего припасено на пир:

Масло и творог, в орешках — козий сыр,

Жареное мясо и курдючный жир,

И слоеные лепешки — катлама,

И яичница с мукой была — куймак.

Озорства ради съел батыр все, что нашел в узлах, женщинами ему доверенных, даже и крошки ни от чего не оставил этот мнимый дед Култай.