Шрифт:
[19]
Изумрудами оправлен мой кушак,
Кованый булат — могучий мой кулак,
Пестунец Конграта, я батыр-смельчак.
Те, к кому стремят меня мои крыла,—
Знай, что их коням нет счета и числа.
Знай: на Алатаге некогда была
Скакунами их покрыта вся яйла.
Та юрта, что сорок тысяч стад пасла,
Самой неимущей в их краю слыла.
С теми же стадами вдаль давно ушла
Та верблюдица, что страсть мою зажгла.
Нар-самец, ищу верблюдицу свою…
Я, по ней скорбя, тоскою захлебнусь.
Полугодовым путем за ней стремлюсь.
Раньше, чем весна пришла, уже ярюсь,
О луку седла я головою бьюсь.
Разъярен желаньем, грозно я реву,
Пыткой страсти сердце на куски я рву…
Осень наступила — сад веселый пуст, —
Сядет и ворона на р
о
зовый куст!
Смерть придет, — игру затеет с кошкой мышь,
Но костей мышиных скоро слышен хруст.
Хоть змея лукава, хоть она скользка, —
И змею ужалит смертная тоска.
Если где-нибудь я встречу калмык
а
—
Камушком его швырну за облака.
Грозным лихом буду я для калмык
о
в!
Э, калмык злосчастный, слушай, что скажу:
Знай, что я нещадно всех вас накажу, —
Никогда страшней вам не было угроз!..
Что ты привязался, как дорожный пес?
Задаешь мне десять раз один вопрос:
Как зовется край, где я родился, рос?
С родиной моей чего пристал ко мне?
Впрочем, и назвать ее не жалко мне.
Знай: страна Конграт есть родина моя!
При рожденьи назван был Хакимом я,
Прозвище дано мне позже — Алпамыш.
Имя ты свое назвал мне: Караджан.
Что же ты еще стоишь, как истукан?
Тяжело принял Караджан слова Алпамыша: «Жестоко, мол, я накажу всех вас, бедствием, мол, стану я для калмык о в!» Врезались слова эти в Караджана и, решив испытать прибывшего, так он сказал:
— Утица, тобой упущенная, есть:
На Ай-Коле ей пришлось, бедняжке, сесть —
Девяносто коршунов над ней кружат,
День и ночь ее, бедняжку, сторожат.
Зря сюда спешил ты, сокол, прилететь:
Коршунов таких как можешь одолеть?
Бестолку спешил, — придется пожалеть.
В коршуньих когтях не сладко умереть!
Положения ты не разведал здесь,
Вздорную завел со мной беседу здесь, —
Гибель ждет тебя, а не победа здесь!..
По верблюдице твоя тоска-печаль,—
Есть верблюдица — твоя ли, не твоя ль? —
Полуторатысячную надевает шаль,
Стойбище ее найдешь в степи Чилбир.
Если знаю что, — поведать мне не жаль.
Видел я: жива верблюдица твоя,
Только знай, — мечта не сбудется твоя:
Ровно без десятка сто богатырей
Угрожают здесь верблюдице твоей.
Слух по всей степи уже пошел о ней.
Очень ты, узбек, удачлив, погляжу!
Тех богатырей увидев пред собой,
Должен будешь ты вступить в неравный бой:
Над тобою верх из них возьмет любой.
Силачей таких сразишь ли похвальбой?
Правду говорю, с тобою говоря: