Родинку иметь ты хочешь над губой, —

Щечку я тебе надрежу

[8]

— бог с тобой!

Только не упрямься — на коня садись…

Э, дитя, твои косички расплелись,

Шелковой волнистой пряжей развились, —

Дай-ка я твою головку причешу,

У тебя, дитя, загадку я спрошу —

Может быть, тебя немного рассмешу:

Если бы за каждый волос брать калым,

Сколько взять калыма за Барчин-аим?

Беден был бы мир со всем скотом своим!.

Что в твоем сердечке, твой отец не знал,

Как я ни просила, — он не уступал,

Снарядиться в путь, не медля, приказал.

Коль откочевать решили в край иной

Десять тысяч юрт — весь наш народ родной,

Можно ли тебе остаться тут одной?

Знай, мое дитя, — мне тоже тяжело,

Только все равно придется сесть в седло!

Пусть от дум твоя не сохнет голова, —

Год иль два пройдут, иль даже дважды два,

Ты в Конграт вернешься, только будь жива!

Вещие мои да сбудутся слова!

Птицей быстрокрылой ты, дитя, была, —

Горе надломило легкие крыла.

Резвым скакуном, тулпаром ты была, —

Но копыта сбились — ты изнемогла.

А теперь, дитя, благоразумной будь,

Не горюй, не плачь, — пора нам ехать в путь.

Видя, что весь народ байсунский откочевывает, смирилась Барчин, отобрала себе в спутницы сорок сверстниц-прислужниц и села на скакуна. Десятитысячеюртный народ тронулся в путь.

Для задержек людям больше нет причин.

Шестьдесят верблюдов-наров подают,

И на них грузят приданое Барчин.

Соблюдал свое величье Байсары, —

И установил обычай Байсары:

Он две конных пушки у себя имел —

Перед откочевкой он стрелять велел.

Двинулись в дорогу люди Байсары.

Высокопородны все и матер

ы

—

Первыми пошли верблюды Байсары.

Меж одним верблюдом и другим — аркан,

Каравану вслед шагает караван.

Вьюки на горбах — паласы да ковры,

Много в них атласа, бархата, парчи.

Мало ли добра имеют байбачи!

Только скорбь влюбленных не изгонишь прочь:

Едет Барчин-ай, печалясь день и ночь.

Байсары не знает, как печальна дочь,

Если бы и знал, не мог бы ей помочь!..

Едут люди, едут много дней подряд.

Родины утрата — горше всех утрат.

Далеко остался их родной Конграт,

И калмыцкий край — далеко, говорят.

Истомились люди телом и душой, —

Как-то примет их калмыцкий край чужой?

Не на г

о

ре ли пустились в путь большой?

Нет теперь хозяев у родной земли!

Сколько дней тащиться по степной пыли?

Девяносто гор в пути перевали!

Едет и в уныньи думает народ:

«Что с Байсуном ныне?» — думает народ,

«Станет он пустыней! — думает народ, —

Проклят будь кривой, коварный небосвод!

Должен стать пришельцем вольный скотовод.

Калмык

у

рабом не станет ли узбек?

Если край отцов покинул человек,

Значит, сам себе он голову отсек!..»

Днем идут, а ночью — станут на ночлег,