Действительно, через несколько дней Отто Бах привез с собой жену Лежандра. Трудно себе представить, с какими чувствами, с какой радостью встретились муж и жена. На встрече присутствовали Ленц и я. Мы тоже едва сдержались, увидев радость и слезы.

Как мы договорились предварительно с доктором Ленцем, он, извинившись, вышел. Я тут же дал указание, чтобы мадам Лежандр немедленно покинула Париж и перешла на полное нелегальное положение с соблюдением всех правил строгой конспирации.

Только во время следующей встречи с Лежандром я «случайно» узнал, что его жена покинула вскоре после своего прибытия Париж и направилась к своим родственникам в Марсель. Из этого следовало, что «моя сотрудница» больше не сможет её сопровождать. Посоветовавшись с Паннвицем, мы решили несколько позднее совершить поездку в Марсель.

О «моем желании» побывать в Марселе я поведал Лежандру. Он был этому очень рад и просил поставить его в известность о дне моего отъезда, чтобы дать мне адрес своей родственницы, с тем, чтобы я передал от него ей привет.

Действительно, наша поездка, Паннвица, Ленца и моя, состоялась. Лежандр дал мне адрес мадам Ж. Когда я приехал в сопровождении Ленца к ней на квартиру, удивился ее внешнему виду. Она была уже немолодая, но по всему было видно, что принадлежит к высшему обществу. В квартире было весьма уютно и все указывало на зажиточность. Сама она держалась изысканно и весьма сдержанно.

Я ей представился как друг Лежандра, представил Ленца как нашего друга и передал несколько слов от Лежандра, после чего она резко изменила свое отношение к нам, став дружески настроенной и очень доброжелательной. Хочу особо отметить, что я понял: ее уже успели предупредить о возможности моего прибытия в Марсель. Свидетельством этому было ее обращение ко мне: «Господин полковник, а я вас уже так давно жду. Мне очень хочется узнать как можно точнее все о Лежандре и его жене. Кое-что и я должна передать ему».

Тот факт, что она «присвоила» мне звание полковника, меня очень рассердил, и я даже обиделся на Лежандра. Во-первых, я не имел такого звания, а во-вторых, я не думал, что она считает на основании сообщения своего родственника меня, иностранца, одним из руководителей движения Сопротивления, а значит, она могла меня считать только разведчиком союзной разведки. Однако вскоре из нашего разговора за чашкой кофе я мог понять, что она сама лично делала много для освободительного движения. Это нашло подтверждение и в переданных ею материалах для Лежандра. Я понял, что Лежандр имел все основания доверять своей родственнице. Что касается «присвоенного» мне звания полковника, то я подумал, что в этом отношении, возможно, виноват Озолс.

Невольно, находясь в Марселе, особенно во время моего пребывания у мадам Ж., я вспоминал о том, что уже значительно раньше знал об организации движения Сопротивления «Комба». Я никогда не спрашивал у Лежандра, что представляла собой организация, к которой он примыкал, находясь на юге Франции. Мне было это просто неудобно. В то же время я помнил, что об этом движении Сопротивления приходилось слышать в 1942 г., когда проживал в Марселе.

При рождении движения Сопротивления в 1940 г. и даже в начале 1941 г. вступавшие в него еще не признавали за де Голлем роли руководителя продолжающейся борьбы за сохранение независимой, суверенной Франции, а следовательно, и значение его в объединении антифашистского движения во Франции. Говоря об этом, я не могу не упомянуть Жана Мулена, имя которого услышал, правда, только в 1943 г. от Лежандра. Он тогда сказал, что Жан Мулен был префектом, отстраненным от этой должности правительством Виши. Вскоре после своей отставки он присоединился к движению Шарля де Голля. Уже в самом начале 1942 г. он вернулся во Францию и приступил к исполнению обязанностей представителя де Голля, находясь на нелегальном положении. Ему удалось внести значительный вклад в объединение многих групп движения Сопротивления. Он был арестован в середине 1943 г., и о его дальнейшей судьбе, о мерах, принятых арестовавшими его немцами, я ничего не знал.

Из разговоров с Лежандром и Озолсом я мог понять, что одна из самых значительных организаций на юге Франции, к руководству которой принадлежат и Лежандр, в начале своего существования тоже не признавала де Голля инициатором и руководителем создаваемого во Франции движения Сопротивления. Это была именно организация, известная как «Комба». «Комба», как и другие группы Сопротивления, утверждала, что это движение во Франции возникло первоначально по воле и инициативе самого народа, не следуя призывам Шарля де Голля продолжить борьбу против гитлеровских агрессоров и не признавать подписанный акт капитуляции Франции с Германией. Они утверждали, что это движение не могло не возникнуть с самого начала по воле народа.

Лежандр дал мне понять, что еще задолго до нашего с ним знакомства, когда он находился на юге Франции, а именно в 1941 г., то есть примерно через год после оккупации значительной части Франции фашистами, деятельность де Голля и его сторонников произвела на «Комба» и на него лично сильное впечатление. С тех пор к движению, возглавляемому де Голлем, стали присоединять все больше и больше течений в движении Сопротивления.

Разговаривая со мной, Лежандр неоднократно подчеркивал, что он лично все это время, а в особенности после перехода на нелегальное положение и бегства в Париж, делал все для того, чтобы он и создаваемая им группа приносили как можно большую пользу Лондонскому комитету, возглавляемому генералом Шарлем де Голлем. Из этого разговора я мог понять, что, несмотря на угрозы ареста участников Сопротивления, пытки и даже смертные приговоры, он и его друзья помогают де Голлю, а следовательно, антигитлеровским союзникам путем сбора по возможности наиболее значимой информации и срочной передачи в Лондон.

Я не знаю точно, в качестве представителя какой разведывательной службы антигитлеровских союзников Золя представлял Лежандру «полковника», то есть меня. Мое выступление перед ним в качестве резидента одной из стран антигитлеровской коалиции, возможно даже без точного определения, заставляло меня быть не только бдительным, но и осторожным, чтобы не вызвать подозрений. Именно поэтому, как я писал в докладе или в одном из очередных донесений, точно сейчас не помню, «дал согласие» на передачу по линии движения Сопротивления отдельных вопросов, освещенных в передаваемой мне информации, в Лондонский комитет генерала де Голля. Это касалось, в первую очередь, вопросов, характеризующих приближающуюся опасность именно для Великобритании.