— И если по окончании войны вы будете контролировать на несколько сотен миров больше, это малая цена, которую галактика с радостью заплатит за освобождение от угнетателей, — добавил Неистовый Бык.

— А кроме того, вы заслужите право контролировать эти планеты, тогда как люди просто их захватили, — заметил Сидящий Конь.

— Это тонкое различие, — признал капитан. — Я удивлен, что вы его уловили.

— У нас были хорошие учителя.

Капитан не знал, как реагировать на последнюю фразу, поэтому просто позвал стюарда и велел открыть бутылку лучшего алкогольного напитка родной планеты. Следующий час они провели, желая друг другу отменного здоровья и клянясь в вечной дружбе.

Потом Сидящий Конь поднялся, его заметно качало, и спросил, где находится туалет. Когда он вернулся, тот же путь проделал Неистовый Бык, после чего они подписали официальные прошения о предоставлении убежища.

— Великолепно! — воскликнул капитан. — Теперь я покажу вам ваши каюты.

— Сначала мы должны принести вещи с нашего корабля, — остановил его Неистовый Бык.

— Разве вы не захватили их с собой?

— Мы же не знали, какой нас ждет прием, — ответил Сидящий Конь. — Вдруг мы решили бы, что вы ничем не лучше людей.

— Если бы вы отказались перейти на нашу сторону, я мог бы подвергнуть вас пыткам, а потом посадить на гауптвахту.

— Но почему? — спросил Сидящий Конь. — В конце концов, мы же не враги, а представители бедного, угнетенного народа.

— Так как нам добраться до нашего корабля? — спросил Неистовый Бык.

Капитан вновь кликнул стюарда, и тот показал им дорогу. Вскоре их корабль отвалил от флагмана.

* * *

— Отвратительное пойло, не так ли? — заметил Неистовый Бык, глядя на обзорный экран, на котором флагман быстро уменьшался в размерах.

— Человеческое куда лучше, — согласился Сидящий Конь. — Как по-твоему, сможет он найти бомбу?

— Сомневаюсь, — ответил Неистовый Бык. — Знаешь, мне потребовалось две минуты, чтобы отыскать ее и включить таймер, а я ведь знал, что она в туалете. А кроме того, с какой стати ему заглядывать за унитаз?

— Когда она взорвется?

Неистовый Бык сверился с часами.

— Через десять секунд. Не волнуйся, мы уже на безопасном расстоянии.

Оба вновь повернулись к обзорному экрану, и через девять секунд флагман чужих взорвался. Одно мгновение он светился так же ярко, как сверхновая.

— Будь я проклят! — воскликнул Сидящий Конь. — Тот же генерал Кастард и Биг-Литтлхорн* [15] !

Адский Огонь ван Винкль летел к Эдит Шотландской, меньшей из двух лун Генриха I.

— Значит, вы думали, что сможете спрятаться здесь? — пробормотал он, глядя на военный лагерь, показавшийся на обзорном экране. — Черт, да если я смог отыскать последнего коразема в джунглях Пепони, я, уж конечно, найду военный лагерь на безжизненной луне.

Он замолчал, настоящее на несколько мгновений стало для него куда менее реальнее прошлого. В нос ударили запахи Пепони, он чувствовал, как скребут шипы кустарников о куртку, вспоминал вкус холодной воды в жаркий день, волнение, какое испытывал, выслеживая зверя, впрыск адреналина в кровь, когда удавалось поймать в перекрестье прицела дьявольского кота, саблерога или коразема.

И что он вообще здесь делает, сражаясь с пришельцами, которых никогда не видел, сидя в корабле, который для него чужой, находясь в секторе галактики, которого в дни его молодости не было на карте? Мало того, что он находился там, где ему быть совершенно не хотелось, так еще и во времени, на тысячелетия опережавшем то, в котором он должен был умереть.

Время сыграло с ним злую шутку. В этой эре он везде чувствовал себя чужаком, за исключением, — может, «Аванпоста», где мог общаться и обмениваться историями с такими же, как он, неприспособленными к обычной жизни людьми. Но даже они не испытывали столько неудобств, как Адский Огонь Карлсон (точнее, Адский Огонь ван Винкль, поправил он себя, мрачно усмехнулся, еще одно доказательство зловредности времени).

Да, он пережил свое время, тут двух мнений быть не могло. А теперь ему предстояло доказать, что он еще может принести пользу.

Проблема заключалась в том, что ему надоело жить в окружении всего чужого. Ему полагалось умереть и лечь в землю 4700 лет тому назад. Последние двенадцать лет не доставили ему радости, и он не питал надежды, что следующие двенадцать лет будут чем-то лучше.

«Так что, что я буду делать остаток жизни, если я останусь в живых в этой битве? Сидеть, вспоминать прошлое и чувствовать себя обманутым, потому что его отняли у меня до того, как я успел его прожить? Такой жизни не пожелаешь и злейшему врагу».