Шрифт:
– Идем.
Не выключая дескан, Осипов сунул его в нагрудный карман.
Первый нырнул в отверстие в стене Сергей. Следом за ним полез Брейгель.
– Ух ты! – только и произнес квестер, глянув по сторонам. – Это вы все сами? Вручную?
– Ага, – коротко кивнул Сергей.
– Выход искали? – догадался Брейгель.
– Ну да, – снова кивнул Сергей.
– Жаль, – сказал Брейгель.
– Чего? – удивленно оглянулся на него Сергей.
– Ну, что надежды не оправдались.
– Но мы же вас нашли.
– И то верно, – согласился квестер. – Для нас это большая удача. Честно говоря, спустившись в этот проход, мы понятия не имели, что делать дальше. Куда идти? В какую сторону?
– А что вы тут вообще забыли? – поинтересовался Сергей. – Ну, в смысле, зачем в зону залезли?
– Артефакты, – ответил Брейгель.
– Это я уже слышал.
– А что тебя еще интересует?
На этот вопрос Сергей отвечать не стал. Он полагал, что квестер понял, о чем он его спрашивал. И раз не захотел отвечать, так нечего приставать.
– Осторожнее, – предупредил Сергей, когда они добрались до круглой камеры. – Там справа дыра.
– Ага, – машинально кивнул Брейгель.
Однако, лишь только сунувшись в круглую камеру следом за Сергеем и посветив фонариком по сторонам, квестер замер на месте.
– Ну, чего застрял? – спросил Сергей, выбравшись в широкий проход.
– Бамалама, – медленно, с чувством, произнес Брейгель.
– Чего? – непонимающе сдвинул брови парень.
– Бамалама, – быстро повторил квестер. И, обернувшись назад, крикнул: – Бамалама, Док! Мы его нашли!
– Кого?
– Разлом!
– И что теперь? Устроим по этому поводу пикник? – Двигавшийся следом за Брейгелем Олег Игоревич как следует подтолкнул квестера: – Шевелись! Не один тут!
Брейгель прижался к стене круглой камеры, давая Самсонову возможность выбраться в широкий проход. Сам он при этом не спускал взгляд с черного амебообразного пятна, прилипшего к противоположной стене. Присутствие пространственно-временного разлома однозначно указывало на то, что они находились в самом центре аномальной зоны. Влияло ли это как-то на восприятие Яном Брейгелем действительности? Да, в общем-то, нет. Он уже повидал немало разломов. Все они были похожи друг на друга. И от каждого из них веяло космической пустотой и безнадегой. Брейгель потому и не любил разломы, что рядом с ними у него всегда возникало чувство вселенской безысходности. Казалось, что черная дыра засасывает в себя весь мир. Медленно, почти незаметно. И процесс этот невозможно ни остановить, ни обратить вспять. Вселенский хаос брал верх над упорядоченностью человеческого разума. И с этим невозможно было поспорить. Потому что на фоне Вселенной человек был не муравьем, и даже не кишечной палочкой, а чем-то вообще настолько мелким и незначительным, что при одной только мысли об этом делалось невыносимо грустно. Кому приятно осознавать собственное ничтожество? Даже бледной спирохете стало бы до слез обидно, понимай она, в чем тут дело. Ну, и со слезами у нее, конечно, проблемы. Хотя суть, понятное дело, вовсе не в этом…
– Эй! – Орсон поводил пальцем перед носом у Брейгеля. – О чем задумался?
– Да так, ни о чем, – отмахнулся стрелок.
– Разлом, – указал стволом автомата на черное пятно англичанин.
– Он самый, – кивнул Брейгель.
– А мы, как идиоты, наверху искали. – Орсон окинул взглядом круглую камеру. Провел рукой по гладкой стенке. – Здорово. Должно быть, эта полость образовалась в момент появления разлома.
– Какой в этом смысл? – пожал плечами Брейгель.
– В чем именно? – спросил, выбравшись из лаза, Осипов.
– В том, чтобы спрятать разом в глубине мусорных отложений.
– На глубине тысяча девятьсот тридцать седьмого года. – Семен Семенович протянул квестерам газетную страницу, на которой была проставлена дата выпуска.
– «Красная Звезда», – прочитал Камохин. – От пятого октября одна тысяча девятьсот тридцать седьмого года. – Он посмотрел на остальных и зачем-то добавил: – Вторник. – Не услышав ничего в ответ, Камохин опустил взгляд на страницу и принялся читать: – «В Московской партийной организации врагам рабочего класса, этим предателям, убийцам, троцкистам, удалось также вести свою гнусную контрреволюционную работу, а отдельным из них даже пробраться в руководящие органы Московской партийной организации. У нас оказался враг троцкист – бандит Фурер, который покончил жизнь самоубийством, потому что он чувствовал, что к нему потянулись нити, что он был бы разоблачен как враг. Желая скрыть следы своей преступной работы и этим самым облегчить врагам борьбу с нашей партией, он всячески запутывал эти нити, покончив даже жизнь самоубийством…»
– Весьма поучительно, – перебил его Орсон. – Но у нас сейчас две тысячи шестнадцатый год. И мы в аномальной зоне. Рядом с мерзким пространственно-временным разломом. Вопрос: что мы тут делаем? И сразу же второй: как долго мы собираемся здесь оставаться?
– В самом деле, парни, – улыбнулся квестерам Гелий Петрович. – Если вас интересуют новости тридцать седьмого, так у нас там, внизу, полно этой макулатуры.
– Мы ищем пакаль. – Осипов достал из кармана дескан. Так, на всякий случай. Однако, взглянув на дисплей, понял, что сделал это не зря. – И пакаль рядом с нами.
– Еще один пакаль? – удивился Камохин.
– Полагаю, что тот же самый.
– Но он же остался там, – Брейгель указал в ту сторону, откуда они пришли.
Осипов развел руками. Молча, но весьма красноречиво. Он тоже понятия не имел, как такое могло быть. Однако на дисплее дескана горела лишь одна красная точка, обозначающая местоположение пакаля. И это было то самое место, где они сейчас находились.
– Хочешь сказать, что пакаль перемещается вместе с нами? – озадаченно прищурился Камохин.