– Этот кусочек у вас?

– Нет, сэр, он рассыпался у нас в руках.

– А вы не помните, не приходили сэру Чарльзу еще какие-нибудь письма, написанные этим же почерком?

– Сэр, я не обращал внимания на переписку вашего дяди. Не найди моя жена в камине это письмо, я и о нем бы ничего не знал.

– И у вас нет соображений по поводу личности женщины, чье имя начинается с буквы “Л”?

– Нет, сэр, никаких.

– Но, я думаю, что если найти ее, то мы бы кое-что узнали об обстоятельствах гибели сэра Чарльза.

– Я не понимаю вас, Берримор. Почему вы столько времени скрывали такую важную информацию?

– Видите ли, сэр, моя жена нашла это письмо уже после того, как начались наши собственные неприятности. Мы очень благодарны за оказанную нам сэром Чарльзом милость, – вы, конечно, понимает, о чем я вам говорю. Но в тоже время, мы прекрасно осознавали, что никакие дополнительные сведения не способны вернуть его в этот мир, потому и молчали. И еще: репутация вашего дяди была очень высока, а тут вдруг в деле, оказывается, замешана женщина… Вот мы и решили…

– Избавить его имя и добрую память о нем от неприятных слухов и домыслов.

– Именно так, сэр. Я полагал, что ничего хорошего не будет. Вы же очень добры к нам, и я хочу хотя бы частично отплатить вам. Это все, что я знаю о гибели вашего дяди.

– Очень хорошо Беррримур, можете идти.

Когда дворецкий ушел, сэр Генри повернулся ко мне.

– Похоже, тьма не только не рассеивается, а, наоборот, становится гуще.

– Мне тоже так кажется. Однако если б нам удалось найти эту таинственную “Л. Л”, многое бы прояснилось. Ну, ладно, что есть – то есть. Теперь мы знаем, что где-то живет человек, которому известны некоторые обстоятельства гибели сэра Чарльза. Нам остается найти этого человека. Как вы думаете, что в этом случае нужно предпринять?

– Прежде всего, немедленно оповестить обо всем происходящем Холмса. Я дам ему тот ключ, который он с таким упорством ищет. А уж он-то, я не сомневаюсь, найдет, какую тайну им можно открыть.

Я немедленно отправился в свою комнату, и сразу же принялся составлять Холмсу отчет о нашем утреннем разговоре с дворецким. По запискам, которые я получал с Бейкер-стрит, я догадывался, что в последнее время Холмс чем-то сильно занят. Они были немногословны и торопливы, не содержали оценки присылаемых мною отчетов, да и вообще не касались выполняемой мной миссии. По-видимому, он всецело переключился на дело о шантаже, которое в данное время расследовал. А мне так хотелось, чтоб он был здесь.

17 октября.

Весь день льет дождь, капли его звенят по карнизам, шуршат в листьях плюща. Мне невольно припомнился скрывающийся на болоте беглый заключенный, и я поймал себя на мысли, что мне жаль его. Бедняга, каково ему сейчас там! Что бы он ни совершил, своими мучениями он хотя бы частично расплатился за содеянное. Вспомнил я и о том, другом, что задумчиво стоял на скалистой вершине холма. Каких только странностей я не насмотрелся за эти дни – таинственное лицо в кэбе, одинокая фигура на скале. Кто он, этот неизвестный соглядатай, человек из темноты? Друг или враг? Вечером я, надев свой непромокаемый плащ и скользя по превратившейся в месиво тропе, полный смутных предчувствий и удивительных образов, отправился в сторону болот. Дождь все шел. Он хлестал мне в лицо, монотонно колотил тяжелыми каплями по капюшону, забивался за воротник. Господи, помоги тем, кто оказался в такую пору вблизи великой топи – по нормальной-то дороге идти невозможно. Я довольно быстро нашел тот холм с изрезанной ветром скалистой вершиной, на которой я видел странную одинокую фигуру. Долго я стоял там, оглядывая сумрачную равнину с разбросанными по ней валунами. Быстрые струи дождя стекали по их красновато-коричневым бокам, стремительно уносились в низины, а над всем этим угрюмым местом, стелясь по земле, беспрестанной вереницей тянулись свинцово-серые облака. Они обволакивали холмы, нанизываясь на них кольцами. Жутковатый и завораживающий пейзаж. Слева, в промежутке между холмами, далеко вдали возвышались две башни Баскервиль-холла, единственные видимые следы пребывания человека, если, конечно, не считать останков доисторических жилищ, торчащих на холмах. И нигде я не обнаружил следов того странного человека, которого заметил стоящим на скале две ночи назад.

На обратной дороге меня нагнал мистер Мортимер. Он в своей двуколке возвращался с той стороны Гнилой топи, куда дорога в такую погоду становится крайне опасной. Все эти дни доктор Мортимер был очень внимателен к нам. Не проходило, пожалуй, и дня, чтобы он не заглянул в Баскервиль-холл проведать нас, поговорить, узнать, как идут наши дела. Он настоял на то, чтобы я сел к нему, и подвез меня до поместья. В последнее время он очень огорчен пропажей своего спаниеля. Пес ушел на болота и исчез. Я принялся утешать доктора, но тут же вспомнил о гибели несчастного пони. Нет, не думаю, что любимец доктора Мортимера когда-нибудь вернется. Гиблое это место, Гримпенская топь.

– Кстати, Мортимер, – заговорил я, подпрыгивая вместе с ним на ухабах, – вы, наверняка, знаете всех жителей округи.

– Да, конечно.

– А есть ли среди них женщина с инициалами “Л.Л.”?

Он ненадолго задумался, и ответил:

– Нет, такой здесь нет. Правда, на местных фермах работает несколько батраков, иногда останавливаются цыгане, за этих я ничего сказать не могу, но из оседлых жителей – фермеров и мелких дворян – женщины с таким именем нет. Хотя, постойте, – прибавил он, немного помолчав. – Жила здесь не так давно Лаура Лайонз, но она давно переехала Кумби-Трейси.

– А кто она, эта Лайонз?

– Дочь нашего Франкленда.

– Франкленда? Неужели у этого полоумного сутяги есть дочь?

– Как видите, есть. Она вышла замуж за художника, который некоторое время жил здесь. Он приезжал рисовать здешние пейзажи. Но вместе они пробыли недолго. Негодяй, он бросил ее. Хотя… Кто знает, возможно, все, что мне известно, исходит только от одной стороны. Во всяком случае, отец отказался принять ее, поскольку она вышла замуж без его согласия, хотя и, возможно, по некоторым другим причинам тоже. Да, досталось ей. Несладко ей было метаться между двумя греховодниками – старым и молодым.