— Здорово, — согласился я, с сомнением оглядывая своего «слугу» с ног до головы. — Только я не совсем представляю себе, как я буду отдавать ему приказы: я же языка не знаю.

— Поэтому к тебе приставили не кого-нибудь, а именно Вёху, — невозмутимо ответил Хэхэльф. — Он немного говорит на кунхё… ну, не то чтобы говорит, но несколько слов знает, если не забыл. Я его сам когда-то научил.

— Ну тогда скажи что-нибудь, — потребовал я у своего слуги. Он молчал, и я спросил: — Ты не понимаешь?

Хэхэльф решил помочь нам найти общий язык и что-то объяснил тому по-бунабски. Лицо Вёхи просветлело, и он сказал: «Жопа», — после чего уставился на меня счастливыми глазами отличника, только что выдержавшего трудный экзамен.

— Все понятно! — фыркнул я. — Твоя школа, говоришь?

— Я учил его и другим словам, — смущенно возразил Хэхэльф. — Просто остальные он, наверное, все-таки забыл…

— Ничего страшного, — решил я. — Жил же я до сих пор вовсе без слуги! И вообще, некоторые вещи можно объяснить с помощью жестов… А если мне очень припечет поделиться с этим замечательным знатоком кунхё своими душевными переживаниями, буду обращаться к тебе за помощью: ты учил этого гения, значит, тебе и расплачиваться за его невежество!

На том мы и порешили. И отправились осматривать комнаты, отведенные для нашего проживания. Надо отдать должное хозяйке дома, коренастой тетушке Хондхо: она отвела нам очень удобные апартаменты. Не просто по комнате для каждого, а своего рода «квартирку», состоявшую из трех помещений. Одна комната, самая маленькая и практически пустая, была проходной, а из нее можно было попасть в две другие, светлые просторные спальни, щедро усыпанные невообразимым количеством круглых ковриков, таких же круглых пестрых одеял и больших пухлых подушек.

Вёха и Хвоп тут же уселись на коврики в маленькой комнате и с надеждой уставились на нас с Хэхэльфом — очевидно, прикидывали, дадим ли мы им побездельничать. Я бы, наверное, дал, но Хэхэльф получил другое воспитание. Он сразу же отправил их в сад, откуда наши слуги вернулись только через полчаса, нагруженные корзиной фруктов.

— Лучше всегда иметь в своей спальне что-нибудь съестное, — объяснил мне Хэхэльф. — А то пируют здесь только по вечерам, а все остальное время крутись сам, как знаешь. То есть считается, что, если человек проголодался, он просто пойдет на кухню и возьмет там, что ему нужно. Но я хорошо знаю здешнего главного повара. Взять что-то на кухне, где хозяйничает старый Клу… Знаешь, Ронхул, я не самый трусливый парень на Хомайге, и мне довелось побывать во многих морских сражениях. Да что там морские сражения, я и с любым альганским воякой не прочь поразмяться один на один, в полном боевом вооружении! Но сунуться на кухню к дядюшке Клу за шесть часов до начала вечернего пира — увольте!

— Мне уже стало страшно, — вздохнул я. — Сейчас начну плакать и проситься домой, к маме.

— И будешь абсолютно прав! — обрадовался Хэхэльф. Порылся в корзине, извлек из нее парочку аппетитных розовых плодов неизвестного мне пока вида и объявил: — Ты как хочешь, Ронхул, а я собираюсь поваляться. Устал я!

С этими словами Хэхэльф отправился в одну из спален.

Выразить не могу, как меня обрадовало его решение. Я сам едва держался на ногах: пробуждение на рассвете, волнения в связи с официальным приемом у ндана-акусы и обилие новых впечатлений вымотали меня совершенно. Поэтому я тут же упал на груду подушек в своей комнате и сам не заметил, как уснул.

Проснулся я от того, что в соседней комнате кто-то ругался. Диалог вершился на незнакомом бунабском языке, но интонации не оставляли места сомнениям. Я открыл дверь и обнаружил, что ругаются наши с Хэхэльфом слуги. Они сидели каждый в своем углу и обменивались любезностями. Голоса звучали так, словно ребята вот-вот схватятся не на жизнь, а на смерть, но их мрачные лица при этом сохраняли совершенно бесстрастное выражение. Дверь в спальню Хэхэльфа была распахнута настежь, его самого там не было.

— Ну что, проснулся наконец? — весело спросил он меня откуда-то сзади. Я обернулся и увидел, что Хэхэльф стоит во дворе и заглядывает в мое окно.

— Разбудили! — пожаловался я.

— Да, ребята немного поцапались, — ухмыльнулся Хэхэльф. — Начали выяснять, кто из них теперь более важная персона. Мой слуга, Хвоп, считает, что он, поскольку я — почти приемный сын ндана-акусы. Так что он, соответственно, — почти папну. А твой Вёха не сдается и заявляет, что еще надо выяснить: вполне возможно, его хозяин — то есть ты! — это хозяин хвопова хозяина — то есть меня. В какой-то момент он позволил себе нахальство предположить, что ты купил меня на невольничьем рынке.

— Как же, как же! Как вчера было, помню. Иду это я по невольничьему рынку и думаю: кого бы прикупить… — прыснул я. Потом прислушался к беседе наших слуг и с любопытством спросил: — А что это значит: «Чам-чам байя агибуба»?

— Это значит: «У тебя агибуба в дерьме», — перевел Хэхэльф. — Очень серьезное оскорбление! Если бы эти двое были ндана-акусами разных областей, тут же началась бы война.

Он так заинтересовался происходящим, что уселся на мой подоконник и внимательно прислушался.