Окрыленная надеждой на скорое завершение пахучего кошмара, я помчалась домой. Воткнув суперсредство в розетку в том углу, где Джона безобразничал чаще всего, я позвала девочек, чтобы они вместе со мной наблюдали чудо исцеления. Вместо этого мы увидели, как кот старательно пометил бутылку с феромонами и гордо удалился.

После этого мы делали все, что предлагали Вивьен, ветеринар и Интернет, начиная с самого ортодоксального и заканчивая не вполне адекватным. Мы покупали коту новые игрушки, давали успокоительные капли и выгуливали дольше, чем обычно. Ничего не помогало. Мы сменили ветеринара. А потом нашли еще одного. Третий порекомендовал кошачьи антидепрессанты. Ни за что! Я не стану пичкать кота всякой химией.

Было тяжело не принимать его поведение близко к сердцу, особенно после того, как Джона осквернил папино пианино. Едва сдерживая слезы, я обрабатывала семейное достояние дезинфицирующими средствами и упаковывала в защитный чехол, стараясь спасти то, что осталось.

В те дни я неохотно принимала гостей, несмотря на то что большую часть времени Джона был очарователен, как и всегда. Порой мне казалось, что я похожа на женщину, которая терпит издевательства обаятельного мужа, зная, что, избив ее, он на следующий день будет просить прощения с цветами и шоколадными конфетами.

Лидия нашла телефон кошачьего медиума из Квинсленда. Учитывая, кто платил за звонок, я без малейших угрызений совести подняла трубку в кабинете, чтобы подслушать разговор. В голосе медиума слышались бодрость и почти деревенский задор. Я представила, как она сидит в многоквартирном доме на берегу моря и настраивается на кошачью волну.

– Джона говорит со мной! – заявила она. – Господи боже! Никогда не слышала, чтобы кот столько жаловался. Ему не угодишь. Вам пора бы уже обращаться с ним как с котом, а не как с королем.

Когда сеанс связи закончился, мы с девочками решили, что в словах медиума есть смысл. Джону лишили привилегии спать вместе с нами и отправили на леопардовую подушку в прачечной. Он воспринял это с неожиданным смирением. Тем более что по ночам Джона выбирался в вольер, чтобы оскорблять опоссумов.

Теперь наша мебель часть времени была в безопасности, но больше никакой пользы ссылка в прачечную не принесла.

– Что он делает?! – зарычал Филипп, когда я сообщила ему по телефону о проделках Джоны. Судя по фотографиям, сейчас муж находился в чистой стэнфордской квартире, которую не успел загадить ни один кот.

– Ничего! – соврала я. – Мы разберемся до твоего возвращения.

Все равно что пообещать, что война закончится к Рождеству.

В ночь, когда Филипп должен был вернуться из Стэнфорда, Джона беспокойно слонялся по дому, словно чувствовал: что-то должно случиться. Если по дому не топали шоколадные лапки, значит, он сидел на окне гостиной и напряженно всматривался в темноту. Может, когда-нибудь ученые выяснят, откуда животные знают, что их хозяева вот-вот вернутся. Связано ли это с силой любви или способностью улавливать колебания энергии – или же с сочетанием того и другого?

Наконец Джона начал взволнованно мяукать. Я встала рядом с ним. Мы вместе смотрели на подъезжающее к дому такси. Оно еще не успело остановиться, а кот уже стоял у двери и пытался зацепить лапами ручку.

Лидия подхватила его на руки, и мы вместе вышли в сад, чтобы встретить Филиппа. Джону переполняло счастье. Громко мурча, он зарылся мордой в ладонь хозяина и принялся тереться об нее одновременно носом, подбородком и ушами.

Я была уверена, что теперь, когда наш альфа-самец вернулся, все будет хорошо. Звезда Филиппа снова сияла на кошачьем небосклоне, и Джона мог спокойно вернуться к роли второго по важности мужчины. Тем не менее на ночь мы на всякий случай снова заперли его в прачечной.

На следующее утро порядок вещей вернулся в привычное, столь любимое нашим котом русло. Когда Филипп встал, чтобы приготовить чай с бутербродами, Джона проскользнул в нашу комнату с удочкой и устроился на хозяйской подушке, ожидая, когда с ним начнут играть.

Правда, кот не учел, что сегодня суббота и Филиппу не нужно было спешить на работу. Более того, он все еще приходил в себя после перелета и не слишком обрадовался, что кое-кто вытеснил его с законной половины кровати в кресло. Поэтому Филипп аккуратно сдвинул Джону и улегся рядом со мной.

Кот строптиво фыркнул, как делал всякий раз, когда с ним, по его мнению, поступали несправедливо, и спрыгнул на пол.

– Не волнуйся за него, – улыбнулась я. – Он скоро привыкнет, что ты опять дома.

Смерив Филиппа холодным взглядом, кот задрал хвост и начал грозно пятиться к батарее. Я слишком хорошо знала, что последует за этим отступлением.

– Нет! – закричала я. – Останови его! Он собирается…

Поздно. Глядя хозяину прямо в глаза, кот облегчился на шторы.

Филипп всегда был одним из самых спокойных людей, которых я когда-либо знала. И полюбила я его в том числе за почти безграничное терпение. Я знала, что муж никогда не выходит из себя…