Он задумался, сохранят ли Дэн и Джули традицию приглашать всех на лето. Примроуз-Парк на самом деле принадлежал теперь Джули. Мать Фредерика рассказала, что Дэн подарил ей его в качестве свадебного подарка. Но даже если традиция сохранится и все будут продолжать ездить туда, он не сможет к ним присоединиться. Даже если ему никогда больше не пришлось бы смотреть в глаза этим двоим, чувства его вины это не умерит. Очень печально. Своим ужасно глупым поступком, он отрезал себя от своего прошлого и от двух своих самых лучших друзей.

— Что случилось? — спросила Клара, пристально взглянув ему в глаза.

— Ничего, — ответил он. — Я просто вспомнил, что несколько месяцев назад мой дядя умер. Видишь ли, он был довольно необычным человеком. Он указал в своем завещании, чтобы мы все немедленно перестали его оплакивать.

— Необходимость носить черное целый год угнетает, — сказала она. — Я бы предпочла вспоминать папу в собственных мыслях, чем быть вынужденной поминать его таким отвратительным способом. Я ненавижу черный цвет. Вам повезло, Фредди.

Пожалуй, он удивил их обоих, склонившись над сиденьем и поцеловав ее в губы. Ему действительно повезло. Он мог бы сейчас ехать с холодной и угрюмой незнакомкой.

— Я люблю вас, — сказал он.

Она слегка улыбнулась и повернулась к окну.

Это была приятное путешествие, его утомительность облегчалась беседой, заполнявшей большую часть времени. На немногочисленных остановках Фредерик сам выносил жену из кареты и заносил обратно, отвергая помощь ее слуги. Она была легкой как перышко.

— Кроме того, — прошептал он ей на ухо на первой остановке, после того как отослал слугу, — это дает мне предлог быть ближе к вам на людях, Клара. Большинство мужчин не посмеют прикоснуться в подобном месте ни к чему, кроме кончиков пальцев или локтя леди, даже если они женаты на ней.

Обняв его за шею, она посмотрела на него и рассмеялась.

— Какие глупости вы иногда говорите, Фредди, — сказала она. — Вы когда-нибудь бываете серьезным?

— Иногда, — ответил он, глядя ей глаза тем пристальным взглядом, от которого, как он знал, обычно женщины таяли. — Особенно, когда я занимаюсь делами, которые не требуют слов.

В ее глазах появилось понимание, и она залилась румянцем от смущения.

— Опустите меня, — сказала она. — Вы стоите перед этим стулом уже целых две минуты, Фредди. Опустите меня.

Он тихо засмеялся, подержав ее на руках еще несколько мгновений, прежде чем посадить на стул, повернулся к хозяину трактира и заказал чай.

Она с удовольствием наблюдала, как изменялось его лицо по мере их приближения к Эбури-Корту. Мимо пробегали лужайки с редкими деревьями, протянувшиеся на три мили по обеим сторонам извилистой дороги. Ей всегда казалось, что возможность проехать эти три мили верхом, чувствуя под собой силу и скорость лошади и ощущая бьющий в лицо ветер, и была настоящим счастьем и настоящей свободой. Она никогда не ездила верхом.

И она с удовольствием наблюдала за его реакцией на дом с его классической симметрией, портиком с колоннами и мраморной лестницей. Она была рада, что у ее отца был хороший вкус и что он не использовал свое богатство для пошлого хвастовства. Хотя дом построили недавно, он был красивым и величественным.

— Почему-то, — сказал Фредерик, — я представлял себе небольшой особняк, расположенный на нескольких акрах земли. Он великолепен, Клара.

— Я люблю его так, что не передать словами, — сказала она. — После всех этих лет в Индии Эбури-Корт был для меня воплощением Англии. Я часто сидела у окна, восхищаясь зеленой травой и деревьями, и всегда чувствовала эгоистическую радость, что у папы не было сыновей и что все это перейдет ко мне. Хотя, должна признаться, у этого была своя цена. Мне бы хотелось расти вместе с братьями и сестрами.

Фредди пронес ее на руках вверх по мраморным ступенькам в большой холл, и, поскольку она хотела быть рядом с ним во время встречи с ее слугами, ей в большой спешке — и со смехом! — принесли кресло-каталку. Она хотела быть тем человеком, который покажет ему парадную гостиную с ее позолоченными фризами [7] и сводчатым потолком, расписанным мифологическими сюжетами. Она хотела показать ему столовую для официальных обедов и комнаты для приемов. Она так редко видела их сама. Большую часть своей жизни она провела этажом выше, в гостиных, или в своих собственных комнатах еще выше. Хотела бы она идти рядом с ним, опираясь на его руку.

Устав с дороги, они провели внизу немного времени, но ей было приятно, что он высоко оценил свой новый дом. Это очень много значило для нее.

— Если погода продержится, мы выйдем завтра из дома, — сказал он, когда они сидели в гостиной и пили чай, — и вы, любовь моя, сможете показать мне парк более обстоятельно.

Она тихо рассмеялась, но, когда заговорила, ее голос был полон сожаления:

— Я могу показать вам только то, что можно увидеть с террасы, Фредди, — сказала она. — Я не могу ходить, как вы помните.