всех родственников по домам. Я пытался прорваться к тебе,

честное слово. Но у меня ничего не вышло.

Хочу сообщить, что добрались мы благополучно. Король позволил

нам оставить себе всю одежду, так что Мэй теперь в свободное

время просто не вылезает из роскошных нарядов. Подозреваю, она

втайне надеется не вырасти больше ни на дюйм, потому что

рассчитывает идти под венец в своем бальном платье. Это очень

поднимает ей настроение. Не знаю, прощу ли я когда-нибудь

королевское семейство за то, что по их милости двое моих детей

были вынуждены стать свидетелями этого изуверства, но ты

ведь знаешь, какой неунывающий характер у нашей Мэй. Я куда

больше беспокоюсь за тебя. Напиши нам, как сможешь.

Возможно, не стоит говорить такие вещи, но я хочу, чтобы ты

знала: я никогда в жизни не гордился тобой так, как в тот миг,

когда ты бросилась к помосту. Ты всегда была красивой и

талантливой. Теперь я знаю, что твои моральные ценности тоже

на высоте и ты не станешь спокойно смотреть, как на твоих

глазах творится несправедливость.. Как отец, я ничего большего и

желать не могу.

КИР А КА С С

Америка, я люблю тебя. И очень-очень тобой горжусь.

Папа

Каким образом папа всегда умудрялся сказать имен¬но то, что

нужно? Хотелось, чтобы кто-нибудь заставил эти слова зажечься

на небе. Мне необходимо, чтобы они большими буквами были

написаны в том месте, где я могла бы видеть их всякий раз, когда

на душе становилось муторно. «Я люблю тебя. И очень-очень

тобой горжусь».

Став Элитой, мы получили право при желании завтракать у себя в

комнате, и сегодня я им воспользовалась. Видеть Максона я пока

что была не готова. К обеду сумела кое-как взять себя в руки и

решила ненадолго спуститься в Женский зал. Там, по крайней

мере, есть телевизор, а мне совсем не мешало отвлечься.

Мое появление, похоже, стало для остальных девушек

неожиданностью, что, впрочем, было неудивительно. Я имела

обыкновение время от времени от всех прятаться, и сейчас момент

как нельзя более располагал к этому. Селеста валялась на диване,

лениво листая какой-то журнальчик. В Иллеа нет газет, которые,

как я слышала, были в других странах. У нас — «Вести». В

журналах время от времени печатали новости, но люди вроде меня

никогда не могли себе позволить такие издания. У Селесты же

почти всегда был с собой то один, то другой журнал, и сегодня

почему-то это меня взбесило. Крисс с Элизой пили чай за столом и

разговаривали, а Натали в одиночестве стояла поодаль и смотрела

в окно.

— О, глядите, — произнесла Селеста, не обращаясь ни к кому в

отдельности. — И тут тоже моя реклама.

Селеста была моделью. Мысль о том, что она разглядывает

собственные фотографии, вывела меня из себя еще больше.

—

Леди Америка?

В углу сидела королева в окружении придворных дам. Она,

похоже, была занята вышивкой.

108

Э ЛИ ТА

Я сделала книксен, и она поманила меня к себе. На- нерное, это

из-за моего поведения на вчерашней экзекуции. У меня засосало

под ложечкой. Оскорбить ее я ни н коем случае не хотела и ужасно

испугалась, что именно так она это и восприняла. Взгляды всех

девушек устремились на меня. Обыкновенно королева разгова-

ривала со всеми нами вместе и очень редко — один на один.

Я приблизилась и сделала еще один книксен:

—

Ваше величество.

—

Присаживайтесь, леди Америка, — ласково сказала

она и кивнула на пустое кресло напротив. — (Я с опаской