Шрифт:
— Как зе моя охрана?
— Твою безопасность обеспечим мы. — Савич старался говорить убедительнее, но этого оказалось недостаточно.
— Князя, твоя люди не подсинятся?
— Они полностью подчинены, но если нукеры начнут грабить и убивать, восстанут все, этот пожар уже не остановить. — Василко говорил убедительным тоном, который не допускал других вариантов.
— Какая позара? — не понял хан. Толмач долго пояснял сказанное князем.
— Я все понял, моя нукер будет во двор княся.
Далее он говорил по-монгольски. Толмач переводил:
— Хан обещает, что нукеры не выйдут за пределы двора. Кто ослушается, тому немедленная смерть.
Въезд в город получился напряженным и в чем-то опасным. Город казался мертвым, и только пристальный глаз мог увидеть за высокими заборами сосредоточенные лица мужиков.
Савич распорядился, чтобы дружинники окружили нукеров двойным кольцом.
Обширный двор князя превратился в становище монгольских воинов. Они, установив юрты, разводили костры, готовили пищу. Вдоль всего забора, с внешней стороны, живым щитом стояли дружинники. В покоях князя усиленная охрана.
Саин-хан приглашен в замок князя, где ему обеспечили полный покой. К вечеру собрались гости, чтобы показать хану, свое почтение. На столах вино, пиво и даже кумыс. С минуты на минуту должно начаться торжество.
Данила Савич пригласил хана, которого у входа в зал встречали князь и Анна. Саин-хан, выйдя из своей комнаты, был приятно удивлен. Его губы расплылись в улыбке. Когда он взглянул на представленную Савичем княгиню, его глаза хищно блеснули, но он справился с собой.
— Мая осень рада смотреть на княгиня. Осень рада! Она красависа.
— Мы приветствуем великого хана в нашем доме и надеемся, что он не откажется от нашего гостеприимства и займет почетное место за столом. — Приглашение князя звучало с уважительной торжественностью.
— Милости просим! — голос Анны немного дрожал. Она только пыталась учиться быть княгиней.
Княжеская чета, жестами и едва заметными поклонами, пригласила хана за стол. Саин-хана усадили на главенствующее место в торце стола.
С тихим гомоном, гости князя заняли свои места за столами, на которых в изобилии стояли угощения.
Первым говорил князь:
— Мы собрались здесь, чтобы приветствовать всесильного и мудрого хана, который услышал просьбы наши и согласился принять княжество под свою могучую власть. Мы просили, чтобы без войны, смертей и крови жить в мире и согласии. Наш гость Саин-хан принял решение и согласился с нами, что мир всегда лучше войны. Теперь мы договариваемся за праздничным столом, а не выясняем на поле брани, кто сильнее. Мы сейчас выпьем за то, чтобы лилось вино, а не кровь. За мудрость и здоровье хана Саина!
Тост всем понравился, пили с удовольствием. Только Отец Тихон что-то недовольно бормотал, но в открытую возразить не посмел.
— Моя тозе рада, — взял ответное слово хан, — сто моя без война взял вас под рука. Славная и непобедимая джихангир* (Смотри пояснения слов в конце книги). Бату-хан будет довольна. Выпьем за…
Данила Савич уронил из рук наполненный бокал на стол, затем торопливо его наполнил.
— Так выпьем же за здоровье нашего гостя достопочтенного Саин-хана.
Все, торопливо стали пить, чтобы хан не продолжил свой тост, с предложением выпить за здоровье ненавистного Батыги.
Саин-хан, поддавшись общему порыву, осушил бокал. Князь благодарно взглянул на хитрого воеводу и тут же предложил сказать тост Даниле Савичу.
Воевода неспешно гладил усы и бороду, собираясь с мыслями.
— Предлагаю выпить за нашего князя и его красавицу-жену княгиню Анну!
Во всеобщем гуле голосов утонула недавняя неловкость.
Запели гусли, милые девушки в согласии с музыкой, искусно взмахивали платками, изображая журчащий ручеек. Девушки молоды, красивы, их движения мягки и грациозны. «Ручеек», прожурчав песней, увлекая за собой глаза гостей, скрылся за ширмами. Темп музыки резко изменился — она звала в пляс. Ефросинья, казалось только, и ждала этого, она закружилась в танце, выбивая дробь каблуками, от чего гости в такт музыке захлопали в ладоши. Музыка становилась все призывней и веселей. Женщины не выдержали, бросились в круг, все смешалось в порыве танца. Ефросинья выдавала коленца перед своим мужем, приглашая его в круг. Савич подбоченился, кочетом топтался вокруг нее, вызывая веселые и одобрительные улыбки, но затем тихонько заковылял за спины танцующих. Ефросинья возмущенно всплеснула руками, но от танца не отказалась. Ее взор остановился на хане. Несмотря на протесты, она увлекла его за собой. Танцующие гости образовали круг, где хан неуклюже топал ногами, не зная, куда себя деть. Музыка наращивала темп, Саин-хан, подобно рыбе хватал воздух, а Ефросинья просила продолжения.
Медведь комично кланялся, выпрашивая лакомство, рычал и сердился, когда его обманывали. Получив лакомство, кувыркался и не хотел уходить. Саин-хан опасливо сторонился зверя, но страстно и восторженно хлопал в ладоши, когда мишка пустился в пляс.
Утром Саин-хан чувствовал себя скверно. Но вовремя принесенный кумыс обрадовал и излечил его. Он вспомнил, что вчера в разговоре за чаркой вина, Данила Савич обещал показать ему живущего среди русичей монгола. «Как монгол может жить среди урусов, если воевода, опасаясь кровавой стычки, запер нукеров во дворе князя? Почему его не убивают?» — Эта мысль не давала хану покоя, и он решил воспользоваться обещанием воеводы, и взглянуть на бывшего нукера.