Довольный Саин-хан потирал руки: «Урус забыл подумать, что через эти бойницы мы ворвемся в крепость».

По плану штурма, который был назначен через три дня, первыми идут степняки. Следует подобрать ловких и сильных. До начала штурма должны подтянуть камнемет. За это время необходимо подготовить деревянные и веревочные лестницы, зажигательные стрелы. Выделить специальный отряд, который должен будет ворваться в крепость через проемы в стене, как только урусы предпримут вылазку через них.

Два дня прошли, подготовка к штурму завершена. На третий день отдыха лошадь принесла израненного нукера, который сообщил, что таран разбит. Налет совершил, какой-то отряд, длинными копьями перекололи охрану. Касыд скрипнул зубами, погрозил плетью: «Проклятый газах*»

Перед штурмом Саин-хан решил допросить пленных. Первым привели князя Юрия. Его бросили к ногам хана и бека. Избитый, в кровоподтеках, он встал и гордо расправил плечи. Саин-хан смотрел на престарелого князя, будто целился в него. Голос звучал презрительно и брезгливо:

— Хочешь, я сделаю тебя удельным князем? Я отрублю голову Василко за ослушание. Его голову будут возить по городу на копье. Твоя мечта, наконец, осуществится.

— Василко настоящий воин. Он заставит тебя, как побитую собаку, бежать прочь, покрывая пометом свои следы. Подачка из твоих поганых рук мне не нужна. Вам меня не сломить! Я не боюсь смерти, и даже рад буду ей!

— Есть кое-что пострашнее смерти! — подавив ярость, возразил хан.

— Я уже ничего не боюсь!

— Даже если мы сообщим твоим собратьям, что ты пытался убить князя Василко?

Глаза старого человека на миг остановились, он сгорбился, стал ниже ростом.

— Кто тебе поверит?

— Мне, конечно, не поверят, а ему обязательно! — ярость хана превратилась в издевку.

Ведун вышел из тени и снял башлык.

Князь отшатнулся, но быстро овладел собой, во взгляде его не было страха, он каялся перед самим собой:

— Был убийцей, стал, предателем. Как же я ошибся. Твое место на колу. — Князь Юрий плюнул в сторону Ведуна.

— Это ты платил деньги за убийство князя! Это твое место на колу!

— Мне все равно, жизнь и честь загублены. Больше вы не услышите от меня ни одного слова.

— Нам все скажут другие! — оскалился Касыд и шепнул что-то хану.

Юрия Владимировича подтащили к стене, бросили в снег. Около, него остался только Ведун, который с видом господина наслаждался тем, что он вершит судьбу князя. Поодаль, наслаждаясь зрелищем, с видом властителей, стояли бек и хан.

— Смотрите! Смотрите на этого человека. Он когда — то был князем, теперь убийца. Это он хотел убить Василко! — Ведун хохотал. Помните на празднике урожая!? Помните?

На стене появился Гаврила. Его бас остановил словоблудство.

— Ведун, я тебя, еще не повесил! Ты думаешь, что тебе повезло? Я тебя посажу на кол.

— Не надейся, Гаврила, ваша крепость будет разрушена. Ты будешь мною обезглавлен! Я отрежу твою голову, даже если тебя убьют в бою.

Ведун плюнул на лежащего князя Юрия и ушел к своим хозяевам.

Юрий Владимирович пополз к воротам крепости. Кровавый след алел на нетронутом снегу. Прикрываясь щитами, сплетенными из гибких ветвей вербы, русские воины унесли князя в крепость.

Василко Олегович молча стоял около ложе истерзанного дяди. Собравшись с силами, едва слышным голосом, князь Юрий обратился к нему.

— Великий князь, выслушай меня, пожалей мои седины. Я не ошибся! Ты действительно Великий князь. Ты спасешь народ, это по силам только Великим!

— Я слушаю тебя, дядя.

— Все, что сказал этот прохвост, правда. Я не смог смирить свою гордыню и поддался искушению. Бог оградил меня от душегубства, а тебя и твой народ — от смерти и страданий. Я знаю, что ты победишь, жаль, что я не доживу до такой радости. Прежде, чем я предстану перед Богом, я прошу у тебя прощения.

— Что было, то быльем поросло! Я простил тебя, дядя! Только у меня есть просьба и ты ее должен выполнить.

— Разве я могу выполнить ее?

— Постарайся дожить до нашей победы!

Старик плакал и кивал в знак согласия. Успокоившись, попросил позвать к нему сына и священника. По знаку князя вошли Савелий и отец Тихон. Василко со священником отошли, давая возможность отцу и сыну поговорить наедине.

— Тату, что ты наделал? Не быть мне удельным князем, народ не примет! — Савелий не удержался от упрека.