— Что за ерунда? — Гарин, прищурив глаза, вгляделся в истекающий ливнем потолок, но не разглядел в монолитном камне ни единой трещинки, в которую могла бы просочиться вода.

— Богиня… — культист шлепнулся на колени прямо на залитый водой пол, подняв тучу брызг.

— Меня терзает скорбь, — этот голос больше походил на журчание ручья, чем на человеческую речь, но слова можно было разобрать без малейшего труда.

— Мир несовершенен, — миссионер послушно кивнул головой, не сводя глаз с фигуры, словно сотканной из дождевых струй.

— И это очень печально, — ливень припустил еще сильнее, и гном впервые подумал, как будет глупо утонуть в собственном подвале. Фигура повернулась к Гарину. — Увы, любые наши действия лишь приумножают горести, а потому мне не нравится порученное. Ты, — полупрозрачный палец ткнул гнома в грудь, мигом высосав остатки тепла, — ты, я знаю, в растерянности. Кларелла никогда не отличалась точностью, но в этот раз она превзошла саму себя.

Гнома уже била крупная дрожь, зубы выплясывали какой-то дикий танец, обилие пауз между словами дико раздражало, вода уже поднялась до пояса, и только опасение откусить самому себе язык помешало Гарину поторопить богиню.

— Твой путь лежит в Керналл, в город, где ты родился. Ныне он стал юдолью скорбей, и… — в воздухе повисло едва слышное шипение, и богиня, закашлявшись, замолчала. — Ты отыщешь Грарина-кузнеца — он перекует огонь в металл, и восстановит существо из иного мира. Мой слуга поможет тебе во всем. Прощай.

Дождь моментально стих, и Гарин, метнувшись к запертому люку, отворил его настежь. Оттуда повалили клубы пара — подвал, такое ощущение, за недолгий визит Глубокоуважаемой, успел промерзнуть насквозь.

— А, тепло… — простонал гном, чувствуя теплый ветерок на мокром лице. — Эй, ты как там?

Ответа не последовало. Гарин, изрядно встревожившись, метнулся назад. Лампы погасли, а свет дротика тонул в густом тумане, и гному пришлось пробираться наощупь.

— Эй, ты где? — вода неприятно булькала, сковывая движения.

— Божественная купель, — шепот, казалось, шел отовсюду. Впрочем, следом послышался сухой кашель — именно он и позволил гному найти миенниста.

— Купель, купель, — Гарин, поднатужившись, взвалил культиста на спину и принялся пробираться к выходу. — Только почему нельзя было нас посетить хотя бы на неделю раньше? Карету-то высушить проще…

Уланов шел по заросшей травой тропинке, твердо глядя перед собой. Ему, по большому счету, было все равно, куда идти, а эта дорога, по крайней мере, шла в тени.

За прошедшую неделю бывший десантник, а ныне Белый паладин, совершил уйму добрых дел — но ни одного, достойного упоминания. Душа воина требовала подвигов, и что-то Уланову подсказывало — они уже неподалеку.

Из-за поворота опасливо выглянула покосившаяся деревянная башенка, потемневшая от времени. На флагштоке болталась совершенно выцветшая тряпка, в которой даже опытный геральдист не мог бы опознать боевого знамени.

При ближайшем рассмотрении обнаружились и ворота, спрятанные под разросшимся плющом, крепко запертые, но уже изрядно подгнившие. Обрубив мечом пару особо прочных прядей, Уланов обнаружил, что петли калитки совершенно рассыпались, и достаточного одного пинка, чтобы пробраться внутрь.

— Мир вашему дому, — изнутри арка надежно заросла пылью и паутиной, словно здесь никто не ходил уже лет сто. — Эй, есть кто-нибудь?

В густых зарослях что-то зашуршало, но этим все и ограничилось. Уланов пристально огляделся — ему категорически не нравились пышные, раскидистые кусты с ярко-алыми цветами. Лезвие кладенца вдруг скрежетнуло по камню, и это еще больше не понравилось паладину. Приглядевшись, Уланов присвистнул — когда-то двор был вымощен булыжником — вещью, которую рыцарь никак не ожидал встретить в этой глуши.

В кустах снова что-то зашебуршало, и Уланов отпрянул к стене. Стебли хищно изогнулись, лепестки разошлись в стороны, обнажив белоснежные клыки. Паладин застыл неподвижно, прикидывая, успеет ли он добежать до калитки, или нет. Впрочем, судя по движениям растений, они были в курсе насчет бреши в воротах — буквально через пару минут арка ворот кишела извивающимися стеблями.

Зеленый ком постепенно подползал все ближе к вжавшемуся в стену Уланову, и тот принялся медленно отступать в сторону, стараясь производить как можно меньше шума. К счастью, между зарослями хищных растений и ветхой деревянной стеной оставалось где-то с полметра, которых паладину вполне хватало.

Со стороны послышался громкий треск и до Уланова донесся запах паленого. Он осторожно скосил взгляд — на деревянной створке калитки дотлевал уродливый ком белоснежного пепла. Паладин едва сдержался, чтобы не присвистнуть — теперь ему стало ясно, почему эти создания так и не выбрались за ограду.

Еще полчаса осторожного протискивания — и Уланов наконец-то нырнул в прохладную тьму угловой башни. Внутри пахло гнилью — но это устраивало паладина куда больше, чем приторно сладкий медвяный запах снаружи.