Ацетоновая вонь стала невыносимой, и это подсказало Уланову выход.

— Зажгись! — чахлый кустик огня сорвался с протянутой в торону пасти ладони, и Уланов крепко прикрыл лицо уцелевшим рукавом.

Очнулся паладин уже ночью. В небе висела неправдоподобно белая луна, которая светила ничем не хуже иного прожектора. Останки чудовища еще чадили, но, как Уланов ни присматривался, никакого движения в обугленных кучах заметить так и не смог. Все тело ныло, словно паладина тщательно избивал какой-то садист, старавшийся не пропустить ни единого клочка тела.

— Это еще кто умрет, тварь, — рыцарь, с трудом поднявшись на ноги, сплюнул в сторону. Слюна оказалась необычно темной и тягучей, во рту стоял отвратительный привкус, обожженную руку невыносимо жгло, и Уланов дал себе заметку — при первой возможности показаться квалифицированному лекарю, каких бы денег это ни стоило.

Снова накатила дурнота, и паладина бурно вырвало. Отчаянно хотелось снова лечь и не шевелиться хотя бы до рассвета, но Уланов чувствовал — тогда он утром попросту не проснется. Мысли путались, и, попытавшись собрать их в кучку, паладин решил — надо начать с простого: например, отыскать меч. А дальше — будет видно.

Воду из подвала откачивали сутки, и еще сутки гном сушил помещение, избавляясь от малейшего намека на сырость. Он знал — если этого не сделать до холодов, то к весне подвал превратится в идеальный инкубатор для плесени всех мастей, и вывести тогда ее будет не проще, чем отстроить подземелье заново.

— Это святая вода, — миссионер, кинув косой взгляд на похрюкивавшую помпу, устроился на перилах.

— У меня нет времени торговать ей в розницу, — буркнул Гарин. Он уже прикинул как минимум десяток рецептов, которые вполне могли озолотить его, но, увы, времени на их реализацию не оставалось. Через три дня в сторону Керналла уходил караван, владелец которого был кое-чем обязан гному, и Гарин нипочем не хотел упускать такой случай.

— А это уже попахивает святотатством, — миеннист поморщился. Похоже, за долгие годы проповедничества он совершенно отвык от образа мысли мирских людей.

— А если я отдам половину в храм?

— Смотря какой, — миссионер едва заметно улыбнулся. — Если в обитель Претоскливой Миенны — тогда вполне может сойти за богоугодное дело.

— В наших краях нет ее обители, — гном кинул быстрый взгляд на культиста. — И иногда мне кажется, что это — к лучшему. Затяжные дожди дурно влияют на торговлю.

— Так замостили дороги бы.

— Умный, да? — Гарин не смог сдержаться. — Чтоб к нам по этим же мостовым захватчики приехали? Кроме того, булыжник разбивает колеса — а это тоже вредно влияет на торговлю.

— Опять торговля, — культист презрительно сплюнул. — Что ж вы, гномы, все жадные такие, а? И ваш этот… — миеннист потер пальцами, словно перелистывая бумагу, — Тарибан-копатель — покровитель рудознатства и, и… — культист, смутивших, замолчал.

— И торговых хитростей, — закончил гном. — Верно?

— Я слышал более жесткий вариант.

Гарин ухмыльнулся.

— Я — сама воплощенная щедрость по сравнению с моими подгорными братьями. Жизнь на поверхности избаловала меня и приучила смотреть на жизнь легко. Керналл, если честно, никогда не был уютным местом — даже в лучшие годы, а что с ним стало сейчас… — гном вздохнул, — страшно даже представить.

— Ты не хочешь ехать туда. Правильно?

— Не хочу? Да я оттуда сбежал, как только моя борода отросла на ладонь! Даже в банде было легче, чем приказчиком в отцовской лавке.

— Как интересно, — миеннист с нескрываемым интересом посмотрел на собеседника. — А я-то думал, что понял тебя до донышка. Знаешь, есть у меня такое полезное свойство.

— Серьезно? — взгляд карих глаз гнома стал неожиданно колючим.

— Миенна подтвердила.

— Это аргумент, — Гарин серьезно задумался. — Впрочем, это тема для другого разговора.

— Ладно, — культист покладисто замолчал, справедливо рассчитывая, что на пути в Керналл еще будет достаточно удобных моментов для откровенных разговоров. — Когда отправляемся?

— Через три дня. Будет оказия — хоть в свое время она обошлась мне недешево. Впрочем, кто сейчас считает?

— Если мы окажемся там, со мной непременно свяжутся, — миеннист выудил из-под мантии аккуратно сложенный лист пергамента. — Это — сигнал.

Гарин требовательно протянул руку, но культист неожиданно отвел руку с письмом в сторону.

— Я не должен передавать это в другие руки.

— Да? — рука гнома застыла. — И кто это сказал?

— Богиня.

— Тогда, пожалуй, мне действительно стоит воздержаться. Кто знает, что это на самом деле?