— Саша. Не нужно ни о чем думать. Пусть все будет так, как должно быть. И все…

Он коснулся щекой ее руки, она так и лежала на его плече. Обнял ее и очень осторожно прижал к себе. Его сердце молотило с бешеной силой, отдаваясь ощутимой болью в висках. От того, что он так волновался, от того, что Верочка была совсем рядом и тело ее казалось таким податливым, и оно было, черт возьми, в его руках, ему совсем стало нечем дышать.

Может, он показался ей грубым, когда подхватил ее на руки и дважды шагнул вперед, пытаясь в темноте найти кровать. Может, он был не так деликатен, стягивая с нее одежду и с треском срывая с себя свою, но Назаров по-настоящему боялся все упустить. Это просто наваждение какое-то, и все! Он спешил, опасаясь того, что вот вдруг сейчас зажжется свет, ударит по глазам, и все исчезнет. Ничего уже не будет. Ни Верочки с ее прерывистым осторожным дыханием. Ни ее трогательного стона, который она стыдливо скрадывала. Ни рук ее, судорожно обнимающих его за шею, ничего не будет. И он сам исчезнет также.

Только бы все это было, только бы не ушло, не пропало…

Назаров спешил, задыхался, что-то говорил ей, о чем-то просил, что-то обещал и любил ее, любил трепетно и безудержно, почти не ощущая самого себя…

— Ты куда? — испуганно вскинулся он, когда она приподнялась с кровати, начав на ощупь искать свой халат, который всегда оставляла на стуле левее изголовья.

— Пить хочу. Тебе принести? Ты пить хочешь?

Ей не хотелось пить, на самом деле ей хотелось улизнуть из спальни. Войти в ванную, включить свет и посмотреть на себя в зеркало. И приглядеться… Что-нибудь изменилось в ней за эти несколько минут? Как-то наложило отпечаток на ее лицо, тело, губы, которые горели от поцелуев, которым, казалось, не будет конца? Не может быть, чтобы не изменилось. Она вот лично ощущает эту перемену в себе, неужели внешне это не найдет отражения. Не может такого быть! Она должна сейчас выглядеть… такой шальной, такой раскрепощенной, распущенной, наверное, даже.

Господи! Что она натворила?! Вернее, что она вытворяла?! И почему именно с ним? Почему на Геральда этого не хватило? Почему ему-то не досталось, правильнее спросить? Может, он тогда и не ушел бы…

Верочка проскользнула в дверь ванной и заперлась изнутри. И тут же уставилась на себя в зеркало. Вроде все в порядке с ней. Если не считать порозовевшей кожи, спутанных волос и слегка припухших губ. Она тронула губы кончиками пальцев и тут же вдруг улыбнулась.

Чему она улыбается? Чему?! Тому, что впустила в свою постель незнакомца?! Или… ей по-настоящему понравилось, что она делала. Да, да, да!!! Ей было хорошо с этим угрюмым, суровым мужиком, который дотрагиваться до нее боялся. Он был… таким непередаваемо трогательным в своей любви к ней, что в какой-то момент ей сделалось жаль его. Чем она сможет ответить ему? Чем?! Она скоро уедет. Даже не скажет никому об этом. Просто возьмет и уедет вместе с Данилкой. А Сан Саныч останется. И тосковать по ней будет, и по этой безумной ночи будет тосковать тоже…

— Вера. — Назаров осторожно стукнул в дверь ванной. — С тобой все в порядке?

Она щелкнула шпингалетом, выходя в коридор. И тут же неосторожно наступила ему на босую ногу.

— Прости, я не хотела, — проговорила она быстро, отметив, что он успел надеть джинсы.

— Пустяки. Ты ушла… С тобой все нормально? — Назаров никогда не думал, что ему будет так сложно подыскивать слова. С большей бы охотой он просто смотрел на нее и молчал. Но она с чего-то сорвалась с места и заперлась в ванной. Что-то, наверное, он сделал или сказал не так. — Я… Я не показался тебе грубым? Прости, если что.

— Все хорошо, Саша. — Верочка рассеянно смотрела на него снизу вверх и к стыду своему осознавала, что ей нравится его тело и что ей снова хочется, чтобы он обнимал ее и лежал рядом с ней на соседней подушке. — Чертовщина какая-то, Саш, получается.

— Что?

— Я, кажется, снова хочу тебя. Это, наверное, ненормально, да? — Она уставилась на его шею, где над ключицей неистово билась тонкая жилка. — Ты кажешься мне очень… очень мужественным и еще очень сильным.

От того, как именно она это говорила, Назарову едва не сделалось плохо. В глазах точно помутнело минуты на три. А когда туман рассеялся, он уже обнимал ее и снова что-то говорил и говорил. Она тоже что-то шептала ему на ухо и почему-то все время просила прощения. Если бы он понял тогда, почему она без конца извиняется, то мог бы многое предотвратить. Лишней бы беды тогда ни за что бы не случилось, а так…

Они уснули под утро и проспали почти до десяти. Назаров вскочил первым, взглянул на часы и тут же заметался по чужой спальне, натыкаясь на мебель и не находя носков.

— Черт! Опять опоздал! Выгонят с работы! Точно выгонят… — стонал он, одним рывком натягивая джинсы.

— Ну и что, — не поняла спросонья Верочка его волнений. — Тебя же на прежнее место приглашали, вот и иди туда.

— Считаешь? — Назаров растерянно оглядывался. Теперь он никак не мог найти футболку. — А я что-то пока не решил.

— Ну и зря. Там же было все твое, а тут… Ты что ищешь, не это? — Футболку Назарова она подняла с пола за зеркалом, куда он зашвырнул ее прошлой ночью.

Назаров молча натянул ее на себя, присел на краешек кровати и посмотрел на Веру долго и вопросительно.

— Если я уйду на прежнее место работы, то не буду видеть тебя так часто, как мне хотелось бы, — проговорил он, не сводя с нее глаз.

Не то чтобы он думал, будто дождется от нее каких-то откровений или неожиданных признаний прямо сейчас, но ему уже так давно хотелось определенности, что он все равно ждал.

Верочка его разочаровала. Она ничего не сказала ему в ответ. Просто улыбнулась коротко и загадочно и зарылась лицом в подушку. Он ушел в ванную, умылся, с остервенением намыливая горящее от обиды лицо. Кое-как сполоснул зубной пастой рот и уже через десять минут покинул ее квартиру. От завтрака он отказался, да она особо и не настаивала. Ему даже показалось, что она вздохнула с облегчением, когда он переступал ее порог. Ну что же… Пускай минувшая ночь была ее капризом. Пускай! Для него-то все было иначе. Теперь уж будь что будет. Теперь он будет либо с ней, либо никак.