Шрифт:
— Стало быть, ты говорила правду, когда объявила себя девственницей?
Ну и стоило ли открывать ему свои секреты, если он все равно считал ее лгуньей?
Гейбриел поймал Мадлен, прежде чем она успела увернуться.
— Тогда в чем же состояла твоя роль?
— Я должна была соблазнять мужчин, владеющих ценной информацией.
Если б Гейбриел сказал хоть что-нибудь или хотя бы вскинул бровь, у Мадлен хватило бы сил позволить ему сделать собственные умозаключения. Но он молчал. Поэтому Мадлен пришлось доказывать, что она говорит правду, хотя не видела для этого никаких причин.
— Разве ты не подозреваешь, что существует множество способов доставить мужчине удовольствие, не раздвигая при этом ног? Например, с помощью рта, — произнесла Мадлен, у которой даже плечи заболели от попыток сохранить невозмутимость.
Но Гейбриел не ответил на брошенный ею вызов.
— Но ведь не все готовы удовлетвориться только этим.
Мадлен не понимала, верит он ей или нет, и это ощущение было непереносимо.
— Йен снабжал меня специальным лекарством. Смешанное с алкоголем, оно могло свалить с ног даже слона.
— Ты подсыпала им сонного зелья?
Мадлен кивнула.
— Хотя некоторые отказывались пить. Но удар по голове действовал не хуже. Я устраивала все так, что они думали, будто провели со мной бурную ночь, прежде чем заснуть.
В уголках глаз Гейбриела появились морщинки.
— Ты ведь ничего не подмешала мне прошлой ночью?
Он ей поверил. И Мадлен показалось, что ее сердце выпрыгнет из груди.
— Прошлой ночью? Ты что, действительно думаешь, что между нами что-то было?
Глухо зарычав, Гейбриел схватил Мадлен за подбородок и стал страстно целовать.
— Я не мог этого придумать.
Кровь слишком быстро бежала по венам Мадлен, чтобы она могла продолжать дразнить Гейбриела и дальше. Но прежде чем он приступил к ласкам, Мадлен отвернулась. Она должна была заставить его понять бесплодность этих отношений, прежде чем окончательно потеряет голову.
— Как я буду себя содержать, если все ночи напролет мы будем страстно заниматься любовью? — Утром и днем тоже.
— Я обеспечу тебя.
— Ну и чем это отличается от проституции? Оттого, что мы не называем вещи своими именами, они не становятся благороднее.
— Стало быть, каждая женщина, спящая с мужчиной, продажна?
Мадлен замолчала, осознав смысл слов Гейбриела. Возможно ли заниматься с мужчиной любовью лишь потому, что это приносит радость? И все же Мадлен нашла лазейку и здесь.
— Продажна, если использует свое тело для того, чтобы выжить.
— А если нет? Что, если она с этим мужчиной потому, что они просто желают друг друга? Если понимают, что друг другу небезразличны?
Стены, окружавшие сердце Мадлен, задрожали. Если она позволит Гейбриелу продолжать в том же духе, они просто-напросто рухнут. Но менее всего ей хотелось, чтобы он убедил ее, будто одна ночь с ним стоит целой жизни в нищете. Мадлен положила руку на грудь Гейбриела и оттолкнула его от себя.
— Если я встречу такую женщину, я обязательно у нее спрошу.
Глава 25
Гейбриел понял, какой именно дом принадлежит зачавшему его мужчине, как понимал, в какой из лавок торгуют тухлым мясом. От него исходил отвратительный запах, которого нельзя было не заметить. Дворецкий проводил Гейбриела в кабинет, где возле стола, заваленного толстыми кожаными папками, стоял Нортгейт.
Гейбриел напрягся.
— Нет необходимости присутствовать лично, Нортгейт.
— Я очень заинтересован в положительном исходе дела.
Гейбриелу стоило немалых усилий побороть презрение, чтобы спокойно пожать плечами. Ведь вместо того, чтобы выслеживать Биллингсгейта, он тратил драгоценное время здесь.
— Поступайте как знаете. Мне все равно.
Гейбриел сел за стол и открыл первую папку. Поскольку Нортгейт не был подозреваемым, Гейбриел просматривал его документы не слишком внимательно, в надежде, что стряпчий потихоньку обворовывает маркиза.
Его палец скользил по ровным колонкам цифр. Доходы, получаемые от трех поместий, уходили на оплату продуктов и угля, жалованье слугам и прочие нужды такой огромной империи.
Беатрис Хантфорд.
Палец Гейбриела замер на Имени собственной матери. Напротив него стояла внушительная сумма денег. Что за черт? Через некоторое время эта же сумма возвращалась назад. Гейбриел продолжал листать страницы. Картина повторялась с завидным постоянством. Нортгейт посылал большую сумму денег матери Гейбриела, а спустя несколько дней она в целости возвращалась обратно. Руки Гейбриела задрожали. Из месяца в месяц деньги уходили, а потом возвращались. Что за чудеса?