А потом была оборона Москвы - моя дивизия была задействована в отражении армии Гудериана (военной науке он, как известно, учился в Москве). И это, я вам скажу, была перемена всех представлений. И наших, и противника. Мы в первый раз увидали, что у них, непобедимых, есть спины. Им впервые с их вторжения в Польшу набили морду. Морозец нам помог, конечно, - мы-то были у себя дома, а вот немцы замерзали. То тут, то там при контрнаступлении мы натыкались на обмороженные трупы фрицев.

И я хочу сказать настолько громко, насколько это возможно: победа была выкована в 1941 году. Миллионы пропавших без вести, «в списках не значащихся», солдат рассеянных частей - это они своей кровью задержали и измотали фрицев, которые проехались по Европе, это они сломали им хребет под Москвой. По воле Сталина они до сих пор остались без наград, их вдовы и дети не получили никаких льгот - они даже похоронки не получили, где хотя бы было сказано, что муж и отец погиб героем. Настало время низко поклониться этим неизвестным.

Я к немцам ненависти не чувствую. Я не то что не пристрелил, я по зубам не дал ни одному пленному. Он, бедный, дрожит, ему сказали, что русские его будут сейчас заживо резать, - а ему бойцы каши несут.

Записали Анастасия Гидаспова, Алексей Крижевский, Надежда Померанцева, Павел Пряников. Фото Виктора Борзых.

Он создавал утопию на Красной Пресне. Теперь мечтает об утопии во всей Москве

Александр Краснов запомнился москвичам как создатель «альтернативной Москвы на отдельно взятой территории» - в Краснопресненском районе. Хождение во власть он осуществлял дважды, в начале и в конце 90-х. Оба раза «Республика Краснова» смогла продержаться недолго. Однако оставила неизгладимый след: глядя на нее из нынешнего времени, даже сам Краснов удивляется, что могло бы стать с Москвой и даже с Россией, перенеси федеральные власти его опыт на всю территорию страны.

– Вы застали время формирования новой России и даже сами участвовали в ее создании. Как в конце 80-х обычный московский интеллигент мог попасть во власть? Как вы туда прорвались?

–  До конца 80-х годов я был нормальным человеком, далеким от политики. Окончил геологоразведочный институт. Работал начальником партии, руководителем экспедиции. Занимался прокладкой трубопровода из Каспия в Чечню, который сейчас пытаются возродить, подземным строительством, строил транспортные туннели на Кавказе, на БАМе, работал на метрострое. Однако 89-й год всколыхнул многих, в том числе и меня. В политику я попал через движение за экологию и защиту окружающей среды. В то время была у нас в районе общественная организация «Студенец», которая боролась за сохранение Краснопресненского парка, - я в ней занимался экспертизами. На определенном этапе мы поняли: чтобы чего-то добиться, кому-то из нас надо избираться в районный совет. Выдвинули меня. Ну, надо так надо! Пошел, избрался (кстати, я никогда не был членом КПСС). А там уже сработала логика борьбы, которая привела к тому, что надо было бороться за пост председателя районного совета. Снова победил. В результате я оказался во главе Краснопресненского района. Ничего в то время не знал ни о самоуправлении, ни коммунальном хозяйстве. Чтобы соответствовать должности, приходилось все понимать по ходу дела. Работал по шестнадцать часов в день. И это мое активное самообучение принесло плоды. Уже через четыре месяца меня избрали председателем совета председателей районных советов - была в то время и такая организация.

– В то время и первые экономические, и первые политические эксперименты новой России проходили как раз на территории Красной Пресни.

–  Главным среди наших достижений того времени, с 90-го по 93-й год, я считаю знаменитый указ Ельцина о свободной торговле. Он был написан нашими руками. Наверное, многие помнят пустые прилавки магазинов. Чтобы переломить ситуацию и как-то спасти людей от голода, власти Краснопресненского района приняли решение о безлицензионной, беспошлинной торговле на его территории. Это была своеобразная амнистия: человек, например, мог даже украсть мешок муки, приехать в наш район и свободно его продать. Для того чтобы открыть эту товарную интервенцию, мы серьезно помучились. Естественно, МВД и все товарные организации были против - у них урвали сладкий кусок. У исполнительной власти случались перманентные конфликты с торговцами: нам приходилось постоянно ездить, чтобы выручать последних.

Кроме того, мы отказались помогать Краснопресненской плодовоовощной базе. Была такая традиция: посылать профессоров, инженеров и студентов отбывать трудовую повинность на этой базе, при этом на ее финансирование уходила четверть районного бюджета. С какого бодуна надо было ей помогать, если морковь или свеклу база продавала за деньги, а не раздавала неимущим? Почему кто-то должен был на нее работать? Эти вопросы, кстати, стали поводом для нашей первой склоки с Лужковым, который в то время был первым замом председателя Моссовета и по старой памяти курировал столичный агропром. Наше решение его очень возмутило: стоял крик, шум и гам, сыпались обвинения в том, что я оставлю район без брюквы…

– Но у власти находился Гавриил Попов. Как он реагировал на ваши конфликты с Лужковым?

–  Попов был у власти формально, работал не более двух-трех часов в день, то болел, то уезжал. Очень боялся общаться с людьми. У него была кличка Ежик в тумане, и он ей полностью соответствовал. Реально уже в то время власть находилась в руках Лужкова.

– В 1993-м вы поддержали верховный совет. Как же вы перешли от поддержки Ельцина к противостоянию с ним?

–  В 1991 году я был на стороне Бориса Ельцина. У него были разные эпохи: до 1993-го он числился революционером, прогрессивным политиком, а после растрела Белого дома запил и занялся какими-то жульническими указами о передаче воды из одного ведомства в другое. Это были совершенно разные люди и разные подходы. До 91-го года я его активно поддерживал: штаб поддержки Ельцина располагался в нашем районе, в связи с чем у меня были устойчивые контакты и с ним, и с Травкиным. Но настало время, он серьезно запил, и в Белый дом стало просто противно заходить. Пьянки-гулянки, интриги. В результате конфликт с Верховным Советом. Позже его состав начали называть красно-коричневым, но ведь ничего не изменилось. Это были те же люди, которые еще совсем недавно активно поддерживали Ельцина. И когда в 93-м году противостояние перешло в вооруженный конфликт, я был на стороне Верховного Совета. Просто потому, что, на мой взгляд, эти люди были правы.