— Скажите, пожалуйста… Вы так и не упоминали… Как Леша… как Алексей погиб?

— Его убили, — отвечаю я. — Мне очень жаль. Простите.

Василиса сникает. Конечно, я не вижу этого, но — что же вы хотите… Мы должны все-таки хоть немного знать людей. Замкнутый художник — читай: таинственный, — неженатый, с артистическими пальцами… Конечно, она была немного в него влюблена. А может быть, и не немного, — но этого я не узнаю никогда. Каждое сердце должно иметь свои тайны.

— Так до свидания, — говорю я и вешаю трубку.

Понедельник, 15 апреля. Часы отчаяния

Разгром.

Ватерлоо? Да что там Ватерлоо! Хоть Ватерлоо, хоть какая другая битва — все они меркнут перед нашим поражением.

Громит нас, не стесняясь в выражениях, шеф. От его воплей с наружного подоконника слетели голуби. Даже вороны, эти извечные обитательницы нашего квартала, предпочли удрать восвояси, а меж тем Тихомиров все вопит и вопит.

Началось все, впрочем, довольно мирно. Полковник вызвал нас к себе на ковер и потребовал отчитаться о проделанной работе. Когда Ласточкин завел речь о деле Парамонова, Модест Петрович побагровел, как спелый помидор на закате дня. Дался нам этот Парамонов! Как ни спросишь, все время он! Нет слов, он, конечно, мошенник и убийца, но мы никогда его не арестуем! Мы наивные младенцы, если осмеливаемся думать иначе! Или, может, это поддержка одного известного лица (тут полковник выразительно покосился на меня) ударила нам в голову? Но лично его Парамонов не интересует. Где разгадка убийства Лазаревых? Где тот сукин сын, который зарезал Толю Горохова? О чем мы думаем, в самом деле?

Все отделение в ужасе стихло, внимая разбушевавшемуся шефу. Умолк даже арестованный накануне пьянчужка Вахрамеев, который распевал песни в «обезьяннике». Листья на лимонном деревце мелко подрагивали в такт воплям полковника.

— Но, Модест Петрович, — начал Ласточкин, — нам удалось добиться значительных успехов! Синеоковой удалось установить личность лже-Парамонова…

Тут полковник побагровел так, что сравнение с помидором уже ни в коем случае не пришло бы мне в голову. Какой там помидор — несчастный овощ просто лопнул бы от зависти!

— Так! — рявкнул Тихомиров, подлетая к капитану, который был на голову выше его. — Чтобы я! Никогда! Больше не слышал! Этого имени! — Глаза его метали искры, каждая из которых запросто могла бы прожечь лежавший на полу ветхий ковер. — Лазаревы, Лазаревы и только Лазаревы, слышите вы меня? Остальные дела — отставить! Даю вам три дня, но чтобы вы доставили мне сюда эту гниду, которая зарезала нашего сотрудника! Три дня, поняли? Не справитесь — сорву с вас погоны к чертовой матери, и можете катиться и сочинять романы в соавторстве! Все ясно? Свободны!

Свободные и оплеванные, мы вышли из кабинета, не глядя друг на друга. В чем-то, конечно, полковник был прав, и все же ему не следовало выражаться подобным образом.

— Зря он так раскричался, — проворчала я, когда нам с Ласточкиным удалось укрыться в нашем кабинете. — Между прочим, я ни на минуту не переставала думать над этим делом. Плохо то, что зацепок у нас нет никаких.

— Звонок, — коротко ответил Ласточкин.

— Ты это о чем? — удивленно спросила я, и тут в кармане у меня и в самом деле зазвонил телефон.

Подивившись интуиции Ласточкина, я ответила на вызов. Мама желала знать, не смогу ли я вместо нее встретить завтра на вокзале тетю Аню, которая приезжает из Питера на неделю.

— А почему ты не можешь? — спросила я. В ответ мать назвала мне около десятка причин, каждая из которых была прямо-таки первостепенной важности.

— Ты же все равно на своей работе ничего не делаешь! — добавила она.

Скрипнув зубами, я согласилась встретить тетю Аню и повесила трубку. Не то чтобы я имела что-то против питерской тетки — она очень милый и душевный человек, — просто непрошибаемая уверенность моей матери в том, что все вокруг должны подчиняться ее приказам, выбивает меня из колеи.

— Вчера я тоже думал о Лазаревых, пока ты копалась в базе, — сказал Ласточкин. — Звонок — вот в чем дело.

Я непонимающе уставилась на него.

— Видишь ли, — объяснил он, — именно со звонка все и началось. Если мы поймем, кто звонил, мы поймем и все остальное.

— Твои предложения?

Ласточкин открыл сейф.

— Тот, кто звонил, явно очень хорошо знал Алису Лазареву и ее окружение. Значит, хоть кто-то из этого окружения должен знать и звонившую.

Он вытащил из сейфа диктофон с записью звонка.

— Начнем с близких Алисы, они больше всего заинтересованы в расследовании. Дадим им прослушать запись, может, кто и узнает голос. Если нет, будем двигаться дальше.

Он позвонил по телефону, сообщил, что мать Алисы, Вера Федоровна, готова принять нас, и мы двинулись в путь.

Нам повезло — Сергей Шестопалов, первый муж актрисы, тоже оказался в доме. Он возился с сыном, который запускал паровозик на игрушечной железной дороге. Увидев нас с Ласточкиным, мальчик побледнел и поднялся с места.