На основании всего сказанного мы можем выставить следующие положения касательно отношений между издержками производства и ценой:

1. Для материальных благ, количество которых может быть увеличиваемо при помощи производства до каких угодно размеров, существует принципиальное тождество между издержками производства и ценой (это положение нужно принимать с многочисленными оговорками, подробно излагать которые мы считаем здесь излишним).

2. Тождество это получается благодаря тому, что цена продуктов является элементом определяющим, а цена производительных средств — элементом определяемым154.

3. В частности, решающую роль играет цена предельного продукта, т. е. наименее ценного продукта, на производство которого хозяйственный расчет еще позволяет употребить единицу производительного средства.

4. К этой цене приспособляются при посредстве издержек производства цены всех остальных продуктов, однородных с предельным продуктом.

5. Все это совершается через посредство игры субъективных оценок или их равнодействующих, так что закон издержек производства проявляется не вопреки и не наряду, а в пределах законов предельной пользы и предельных пар.

Я кончаю, хотя следовало бы сказать еще очень многое. Никто лучше меня самого не видит тех пробелов, которыми страдает моя работа. Да я совсем и не имею претензии дать полное изложение теории ценности и цены, теории субъективной и объективной ценности. Самое большее, на что я могу рассчитывать, — это то, что мне удалось наметить тот путь, который, по моему глубокому убеждению, ведет к полной и стройной теории. Несмотря на все недостатки моего опыта, я сумел, надеюсь, доказать следующие две истины: во-первых, поскольку вообще принимаются в расчет чисто хозяйственные мотивы, дуалистическое объяснение явлений ценности и цены двумя различными принципами «пользы» и «издержек производства» представляется и ненужным, и неудовлетворительным; напротив, объяснение феноменов ценности и цены одним и тем же принципом оказывается выше не только по внешней простоте, но и по внутренней последовательности и в смысле полного согласия с фактами; во-вторых, этот единый принцип, которым мы старались объяснить все, является самым естественным и простым, какой только вообще можно взять за исходный пункт для исследования феноменов ценности и цены, он почерпнут из самой сущности дела; не подлежит ни малейшему сомнению, что основа и цель всякой хозяйственной деятельности людей заключается в получении возможно большей суммы жизненного благополучия, а мы объясняем отношение людей к материальным благам именно тем значением, какое представляют они с точки зрения человеческого благополучия.

Второе издание «Geschichte und Kritik der Kapitalzinstheorien» представляет по сравнению с первым некоторые изменения и дополнения.

Изменения несущественны. Они ограничиваются немногими улучшениями, касающимися формы изложения, и некоторыми — также немногочисленными — исправлениями замеченных ошибок. Что же касается дополнений, то мне пришлось многое прибавить, благодаря чему объем книги увеличился на добрую треть по сравнению с прежним.

С одной стороны, мне пришлось восполнить те пробелы, которые были допущены в первом издании при изложении древнейшей литературы. В этом отношении наиболее существенным является разбор учения канадца Джона Рэ. Я надеюсь, что подробное изложение учения этого крайне оригинального, но по странной случайности до сих пор почти совершенно неизвестного мыслителя будет встречено людьми, интересующимися теорией, как желательное обогащение данного материала. С другой стороны, я продолжил изложение «Geschichte und Kritik», доведенное в первом издании до 1884 года, вплоть до нашего времени. В этом отношении я имел в своем распоряжении богатый, можно даже сказать, очень богатый материал, так как в течение последних 15 лет исследование капитала приняло необыкновенно широкие размеры. Поэтому я не мог избежать объемистых дополнений, несмотря на то что очень хотел ограничиться только общим кратким обозрением и дать критику только весьма немногих, особенно выдающихся учений нашего времени.

Что касается формы изложения нового материала, то передо мною были открыты два пути: во-первых, я мог непосредственно включить изложение новейших учений, смотря по их принадлежности, в ту или другую главу моей книги, посвященную соответственной группе теорий; во-вторых, я мог, сохраняя по возможности прежнее изложение, прибавить стройный обзор новейшего состояния науки нашей проблемы в виде самостоятельного приложения. После основательного размышления я остановился на последнем. Какого бы взгляда ни придерживаться на значение моего сочинения, все же одно уже существование сочинения, обсуждающего более подробно, чем все предшествующие, совокупность проблем капитала с исторической, критической и догматической точки зрения, должно было оказать некоторое влияние, хотя бы вызвав отпор, на последующие исследования того же предмета — тем более что моему сочинению было суждено найти необычно быстрое и широкое распространение почти непосредственно после его появления. Если бы я включил в состав того исторического материала, который находился в моем распоряжении уже при выработке моих критических суждений, и более поздние изложения и формулировки теории капитала, которые фактически обнаруживают известное родство с критикой, данной мною в первом издании, то получился бы некоторого рода анахронизм, вредящий ясности изложения. Даже более, я полагаю, что тем, кто интересуется историческим развитием проблем капитала, я в значительной степени облегчу ознакомление и беспристрастную оценку доктрин, если отделю материал, предшествовавший первой обширной критике теорий капитала, от материала позднейшего. Из этого правила я был вынужден сделать только одно исключение: это исключение касается теории эксплуатации, по отношению к которой получилось своеобразное хронологическое уклонение благодаря тому, что следующие тома «Капитала» Маркса, существовавшие уже в рукописи при выпуске первого издания моего сочинения, были опубликованы только несколькими годами позже.

Если отдельные места моего критико-исторического труда мне пришлось изменить очень мало, то еще меньше приходилось мне отступать от той принципиальной точки зрения, с которой я приступил к своему труду. Это, пожалуй, могло бы показаться вполне естественным, так как тот радушный прием, который в громадном большинстве случаев встречала моя книга, мог явиться для меня, конечно, некоторой гарантией того, что я, по крайней мере, в основных чертах удачно решил задачу, поставленную моим критико-историческим исследованием. Несмотря, однако, на это, я должен высказаться обстоятельно и по этому поводу. Дело в том, что среди многих моих оппонентов встречаются имена некоторых ученых, которых я вообще так высоко ценю, что не могу не обратить внимания на их возражения или спокойно обойти их молчанием; к тому же они высказали свои возражения в таком направлении, в каком я меньше всего ожидал или желал бы таковых.

Фр. Уокер и проф. Альфред Маршалл упрекают меня — первый в довольно резкой, второй в более мягкой, но все же в довольно серьезной форме — в том, что я, выражаясь кратко, критиковал своих предшественников по теории капитала слишком уж невеликодушно.

Вместо того, считает Уокер, чтобы с терпимостью и доброжелательностью исследовать то, что в действительности думали и старались изложить отдельные авторы, я будто бы только старался изложить в невыгодном для них свете несовершенства изложения и ошибки в способе выражения («blunders of expression»)156; что же касается проф. Маршалла, то он упрекает меня в том, будто я нередко ошибочно предполагаю у рассматриваемых авторов наличие противоречий и односторонностей там, где в действительности можно констатировать только некоторую неправильность в изложении, выражающуюся в том, что автор — в угоду ли известным целям или просто вследствие отсутствия систематичности — слишком подчеркивает один элемент и отодвигает на задний план другие, также присущие его учению. И проф. Маршалл считает себя вправе заявить по поводу моего изложения «наивных теорий производительности, теорий пользования и т. д.», что сами эти авторы вряд ли согласились бы признать это изложение правильной и полной передачей их учений156.