– И ты поехал в Березовку…

– Да.

– Во сколько это было? – нахмурилась я, пытаясь вспомнить расположение стрелок на часах в тот момент, когда я выплыла на дорогу и наткнулась на черный «БМВ».

– Без чего-то одиннадцать.

– Ага. – Я задумалась. Вроде на дороге я оказалась много позже. – Не помнишь случайно, не называл следователь точное время убийства?

– По-моему, около половины одиннадцатого.

Этому я порадовалась от души:

– Ага-а-а!! Значит, ты не мог его убить! Даже если б очень постарался!

– Я?! – Глаза у Хрякина чуть из орбит не вылезли. – Ты что, сдурела?! Зачем мне убивать своего друга?

– Вижу, что незачем. Что дальше было?

– Подъехал к дому этому, вышел из машины. Не успел и пяти шагов сделать, как споткнулся о что-то тяжелое. Нагнулся, а это… это… – На слове «это» Николай запнулся, загрустил, сведя вместе брови, потом и вовсе прикрыл ладонями лицо, устало опустив плечи. Мне стало его ужасно жалко, и чтобы хоть как-то поддержать, по-отечески постучала ему рукой по колену, мол, крепись сынок, что было – того уж не воротишь, или что-нибудь в этом духе. – А в спине у него нож, – слегка приободрившись от моего постукивания, продолжил понурый Коля. – Что было дальше, помню смутно. Вроде перевернул его зачем-то. Наверно, чтобы убедиться, что это именно Санек. Мне отчетливо запомнилось лишь выражение его лица. Тогда полнолуние было. – И взглянул на меня, будто ища подтверждения своих слов. Я коротко кивнула, дескать, помню-помню этот блюдцеобразный ужастик посреди черного, практически беззвездного неба. – Кажется, я снова перевернул его на живот и поскорее уехал оттуда.

– Почему же не вызвал полицию?

– Говорю же, у меня было какое-то помутнение. Я не соображал, что делал. Представь, каково это: я разговаривал с человеком и через каких-то несчастных три часа вот этими самыми руками прикасался к его трупу. – Хрякин поднес к лицу ладони и принялся разглядывать их, точно какой-нибудь диковинный экспонат в музее, который видишь впервые.

– Ну и что? Вот я, к примеру, тоже его щупала, однако это не помешало мне добежать до первого попавшегося на пути телефона-автомата и вызвать полицию, – не упустила я возможности лишний раз предстать перед предметом своего обожания в лучшем свете, в данном случае – храброй, бесстрашной, отважной и добропорядочной в едином флаконе.

На это приглянувшийся моему не любившему ранее сердцу мужчина ответил:

– А вот что. Посмотрю я на тебя, когда найдешь труп своей ненаглядной подруги в какой-нибудь канаве с топором в котелке.

– Что-о? – разозлилась я. – Типун тебе на язык, придурок!

– Сама такая, – обиделся он.

Тут уж нервы мои не выдержали. В сердцах воскликнув:

– Пошел бы ты на фиг! – я вскочила снова, лодка опять перевернулась, и мы во второй раз оказались поглощенными водой.

В целом май был жарким, но озеро, разумеется, не прогрелось настолько, чтобы даже моржующим туристам было приятно там купаться, поэтому двойное бултыхание могло оказаться роковым, в смысле привести к воспалению легких. Залезшая в наводный транспорт в насквозь промокших бриджах и футболке, я отчетливо это понимала и дала себе зарок впредь держать свои ошалевшие нервы в узде, после чего три раза чихнула, выплеснув часть бактерий в окружающую среду. А вот на Хрякина двойное купание никакого маломальского воздействия не произвело. Так глубоко он ушел в свои мысли, что и при падении, и при влезании в лодку, которая по неизвестному мне физическому закону, выгружая пассажиров, возвращалась в исходное положение, и при оказании помощи своей девушке во влезании обратно не проронил ни междометия. Оба раза. Однако мои «ай», «ух», «е-мое», «блин» и «да что ж такое творится на этом дурацком свете» звонко разлетались по всей округе, привлекая внимание мирно отдыхавшего поблизости народа.

Помолчав с минуту для установления в окрестностях должного порядка и удостоверившись в пропаже интереса нации к нашим персонам, мы возобновили дискуссию.

– Уже приехав домой, – говорил Николай, – я заметил пропажу.

– Какую? – оживилась я.

– Портмоне. Я выронил его, когда осматривал… ну, труп. Сашин. – Он немного помолчал. Я тоже не раскрыла рта, хотя все же не терпелось узнать, что же было дальше. – А на следующий день поздно вечером раздался звонок. Неизвестная женщина заявила, будто имеет веское доказательство моей причастности к убийству Сани.

– А как она узнала телефон?

– Там визитная карточка была.

– Ладно. Но почему же ты не вернулся за ним? Говоришь ведь, что заметил пропажу раньше.

– Я вернулся!

– И что же?

– И встретил тебя.

– То-то я удивилась, что автомобиль так медленно едет.

– Да, было темно, а мне нужно было найти то место, где… То самое место. Вдруг вижу: какая-то девчонка на дорогу вышла, ну совершенно некстати. Сначала я понадеялся, что за тобой должны приехать. Тогда ясно: жду, когда уедешь, до тех пор не высовываюсь. Но ты так шла, будто гулять надумала. Я стал размышлять: во-первых, глупо стоять и ждать, когда отойдешь на приличное расстояние, ведь этим я могу привлечь твое внимание и запомниться; во-вторых, раз ты гуляешь в одну сторону, что тебе мешает развернуться и пойти гулять обратно, а я уже буду рыться в ближайших кустах, а это, согласись, уже ни в одни ворота не лезет по степени вызывания подозрительности. Тогда я придумал подвезти тебя, а потом вернуться, ведь если я найду бумажник – меня никто ни в чем не заподозрит. Но ты отказалась. Короче, сел я в «БМВ» и покатил домой, лелея в душе надежду, что, может, посеял кошелек в каком другом месте.

– Хорошо. А что она еще сказала? – спросила я и смачно чихнула.

– Обрадовала, что у меня есть целых три дня для того, чтобы снять со счета две тыщи «зеленых» и обменять на портмоне, – ответил он и заботливо поинтересовался: – Тебе не холодно? А то можем…

– Нет-нет! – перебила я, закачав головой. – Все нормально. Не понимаю, неужели какой-то там бумажник представляет собой аж килограммовую улику против тебя? Может, она купила портмоне в ближайшем киоске и засунула туда заблаговременно полученную от тебя визитку?

Николай… засмеялся.

– Эх, Юля, Юля… – качал он головой из стороны в сторону, показывая этим пределы моей тупости. – Вероятно, ты и покупаешь себе кошельки в киоске или на толкучке, а мое портмоне сшито на заказ в Италии, на нем выгравировано мое полное имя. Каждая собака в банке могла подтвердить следователю, что это именно мое портмоне.

Я тогда была наивной дурочкой, верящей в справедливость, потому выдала:

– Ты мог бы сам пойти к следователю и рассказать ему все, как было! Сперва тебе, возможно, и не поверили бы, но потом они во всем бы разобрались!