Шрифт:
Через десять минут Кокс, откашлявшись, возобновил связь. «Решение о банкротстве должен принять совет компании. Это не решение правительства, – заявил он тем же холодным тоном. – Но мы уверены, что в ходе предыдущих совещаний с Федрезервом предпочтения правительства стали совершенно ясными…»
– То есть на самом деле приказа нет? – прервал его Джон Эйкерс, бывший исполнительный директор IBM.
– Вы не услышите больше того, что уже услышали, – ответил Кокс и закончил разговор.
Директора ошарашенно переглядывались, а Фулд сидел, закрыв лицо руками.
Том Руссо, главный сотрудник по правовым вопросам Lehman, встал и изложил обязанности совета по закону о ценных бумагах. Пока он говорил, некоторые директора перешептывались. Банкротство представлялось неизбежным. Подавать ли сейчас? Или на следующей неделе?
Все знали, что у правительства было много рычагов. Если они не сделают то, что хотел Кокс, то какими могут быть последствия? Федрезерв, согласившись дать деньги брокерско-дилерскому подразделению Lehman, чтобы позволить ему финансировать торги, мог так же легко закрыть кредитную линию и принудить Lehman к ликвидации. Поступило предложение голосовать о подаче на банкротство.
Генри Кауфман, 81-летний бывший экономист Salomon Brothers, который возглавлял комитет по риск-менеджменту Lehman, привстал, чтобы говорить. Прозванный «доктор Doom»[569] за мрачные прогнозы в 1970-е, Кауфман раскритиковал Федрезерв в начале этого года, обвинив центральный банк в «обеспечении лишь видимости контроля[570] над деятельностью коммерческих банков». Теперь он снова прицелился в правительство за подталкивание Lehman к банкротству.
– Это день позора! Как правительство могло позволить такому случиться? – гремел Кауфман. – Где были регуляторы? – Он продолжал еще минут пять без остановки, и, когда наконец снова сел в кресло, другие директора, потупившись, молчали.
Ближе к полуночи решение объявить о банкротстве было поставлено на голосование и принято. У некоторых слезы стояли в глазах. А Фулд сказал: «Думаю, это прощание».
– О нет, – усмехнулась Лори Файф, один из юристов по банкротству. – Вы никуда не пойдете. Совет директоров будет играть ключевую роль в будущем.
– Вы будете решать, что делать с этими активами. Так что это не прощание. Мы еще увидимся, – уточнил Миллер.
Минуту Фулд ошеломленно смотрел на юристов. «Да неужели?» – сказал он тихо, а затем один медленно вышел из комнаты.
* * *
Уоррен Баффет, только что вернувшийся в Омаху из Эдмонтона, узнал о готовящемся банкротстве Lehman еще до того, как добрался до Happy Hollow Country Club для позднего ужина с сооснователем Google Сергеем Брином и его женой Энн.
– Вы, возможно, сэкономили мне много денег, – сказал он Бринам со смехом. – Если бы я не попал сюда вовремя, я бы что-нибудь купил.
* * *
Мэр Майкл Блумберг[571], поговорив по телефону с Полсоном, из дома позвонил Кевину Шики, своему заместителю по связям с государственными органами. «Думаю, мы должны отменить нашу поездку в Калифорнию», – сказал он Шики, который уже упаковывал чемоданы для разрекламированной встречи с губернатором Арнольдом Шварценеггером, что планировалась нескольких месяцев.
– Завтра может наступить конец света, – оченеь серьезно объяснил Блумберг.
– Вы действительно хотите быть в этот момент в Нью-Йорке? – невозмутимо уточнил Шики.
* * *
Питер Г. Питерсон, один из основателей частной инвестиционной компании Blackstone Group и бывший в 1970-е, до увольнения Глюксмана, генеральным директором Lehman, смотрел телевизор вместе с женой Джоан Ганц Куни, когда зазвонил телефон. Это был репортер New York Times, просивший прокомментировать события дня.
После минутной паузы Питерсон сказал: «Боже мой. Я в бизнесе 35 лет[572], и это – самые исключительные события, которые я когда-либо наблюдал».
* * *
В воскресенье вечером Кристиан Лоулесс, старший вице-президент ипотечных операций Lehman в Европе, из лондонского офиса отправил клиентам по электронной почте окончательное прощание:
Слова не могут выразить печаль[573] по поводу того, что франшиза разрушена в течение последних нескольких недель, но я хотел бы заверить вас, что мы вновь появимся в той или иной форме, сильнее, чем были когда-либо.