Александр Михайлович гнал от себя эти мысли, но они возвращались вновь и вновь после каждого нового поражения Красной армии. А это плохо, очень плохо! Он, помнивший развал еще Российской императорской армии в 1917 году, знал очень хорошо: если армия теряет веру в победу, то о выигрыше войны можно забыть. И вот сейчас Красная армия очень близко подошла к рубежу, за которым уже нет возврата. И каждый новый километр, пройденный вермахтом на восток, увеличивает и без того огромный груз отчаяния и безверия, давящий на советских солдат и командиров, – нет пути горше, чем дороги отступления.

Василевский покачал головой, как бы отвечая на свои невысказанные мысли. В памяти всплыли события трехдневной давности, когда в Ставку пришли известия о прорыве немцев к Волге и окружении основных сил Сталинградского фронта. Тогда Верховный впервые на памяти Александра Михайловича утратил над собой контроль. В его прерывистой речи со ставшим вдруг очень сильным акцентом, в тексте наспех составляемых приказов, в жестах, даже во всегда внимательно-оценивающих глазах – всюду царила растерянность, беспомощность и… страх? Что ж, главнокомандующего можно понять – он тоже человек, пусть и носящий фамилию Сталин. А человек не всесилен, увы, и сохранить самообладание, видя крушение всех своих надежд, дела всей своей жизни, осознавать тщетность своих усилий по исправлению содеянного может оказаться выше человеческих сил. Величие Вождя в том и заключается, что он сумел, несмотря ни на что, переступить через простые человеческие слабости и вновь продолжить борьбу – уже через два дня после памятного «дня гнева» за подписью Сталина вышел новый приказ наркома обороны, тут же получивший неофициальное название «Ни шагу назад!».

«…Каждый командир, каждый красноармеец и политработник должны понять, что наши средства небезграничны. Территория Советского Союза – это не пустыня, а люди – рабочие, крестьяне, интеллигенция, наши отцы и матери, жены, братья, дети. Территория СССР, которую захватил и стремится захватить враг, – это хлеб и другие продукты для армии и тыла, металл и топливо для промышленности, фабрики, заводы, снабжающие армию вооружением и боеприпасами, железные дороги. После потери Украины, Белоруссии, Прибалтики, Донбасса и других областей у нас стало меньше территории, стало быть, стало намного меньше людей, хлеба, металла, заводов, фабрик… У нас нет уже преобладания над немцами ни в людских ресурсах, ни в запасах хлеба. Отступать дальше – значит загубить себя и загубить вместе с тем нашу Родину.

…Из этого следует, что пора кончить отступление.

Ни шагу назад! Таким теперь должен быть наш главный призыв.

Надо упорно, до последней капли крови защищать каждую позицию, каждый метр советской территории, цепляться за каждый клочок советской земли и отстаивать его до последней возможности.

Наша Родина переживает тяжелые дни. Мы должны остановить, а затем отбросить и разгромить врага, чего бы это нам ни стоило. Немцы не так сильны, как это кажется паникерам. Они напрягают последние силы. Выдержать их удар сейчас – это значит обеспечить за нами победу» [39] .

Такие слова прозвучали в приказе наркома впервые. Признать свои поражения – для этого надо немало мужества. С чисто военной точки зрения этот приказ был свидетельством того, что военные поражения поставили СССР на грань катастрофы и дальнейшие успехи немцев ведут к гибели страны советов. Но! Внутреннее ощущение, то неосязаемое нечто, которое можно условно назвать «полководческим чутьем», подсказывало Василевскому, что тяжелые слова, доведенные в соответствии с приказом до сведения всех бойцов и командиров РККА, – правильные. Правда, пусть жестокая и безжалостная, была именно тем единственно верным средством, способным укрепить надломленный поражениями стержень боевого духа армии. Именно осознание невозможности перенести последствия дальнейших поражений должно подстегнуть бойцов к борьбе: отступать больше некуда, надо сражаться и победить, иначе – смерть!

Нарком нашел нужные слова для своей страны, но этого мало. Недостаточно одного лишь желания сражаться, нужно еще и умение побеждать! И вот тут уже никто не сможет освободить его от тяжести принятия решений – он начальник Генерального штаба РККА, и на нем лежит ответственность за планирование и проведение грядущих операций. От того, насколько умело он сможет распорядиться силами, предоставленными страной, во многом зависит успех грядущих боев.

Александр Михайлович пригладил волосы и еще раз взглянул на папку в своих руках – там были соображения по дальнейшей организации боевых действий на юге. Переброска дополнительных сил из центра страны, перегруппировка двух армий со среднего Дона в дефиле между Доном и Волгой для контрудара с севера по прорвавшейся к Сталинграду группировке немцев… А еще: меры по усилению сопротивления в пределах городской застройки Сталинграда, организация отвлекающих действий южнее города, создание нового – Донского фронта, объединяющего армии, действующие на среднем Дону… Сталинграду предстояло стать главным центром приложения сил обеих противоборствующих сторон в летней кампании, «шверпунктом», как говорят немцы. Если Советскому Союзу не удастся переломить ход борьбы здесь… то, скорее всего, другого шанса у него уже не будет.

А впрочем, у советского командования были ведь и свои планы, и если удастся навязать противнику свою волю… Собственно, планов было хоть отбавляй, но летние успехи немцев слишком уж кардинально изменили всю обстановку, сложившуюся за зимне-весенний период. Теперь все приходилось пересматривать на ходу, причем даже не сами планы, а замысел, положенный в их основу, да и сами цели предстоящих операций.

Как опытный штабист, Александр Михайлович понимал: Красная армия не сможет победить вермахт, играя по его правилам. Сейчас, как и в прошлом году, немцы смогли навязать свои условия ведения войны. Они ударили там, где их не ждали, сильнее, чем предполагалось. Они выигрывают гонку по наращиванию военных усилий на решающем направлении и, если так пойдет и дальше, выиграют ее, потому что они все время на шаг впереди – немцы делают ход, и Советский Союз вынужден на него отвечать. Невозможно, или, лучше сказать, почти невозможно, победить противника, если все время только отвечать на уже нанесенный тебе удар. Тем более, если этот противник еще и удары наносит более умело…

Для того чтобы получить хотя бы шанс на победу, нужно перехватить инициативу – заставить противника сбавить темп, остановить хотя бы на время непрекращающийся град ударов, не дающий РККА перевести дух и собраться с силами. И вот тогда уже вермахту придется искать ответы на те вопросы, которые перед ним будет ставить Красная армия. В теории все просто, но вот добиться этого на практике…

Первая попытка была предпринята еще в июне, параллельно с немецким наступлением, развертывающимся на юге. Это очередное наступление на Москву было даже не столько попыткой перехватить инициативу и сбить темп вражеского натиска, сколько продолжением еще старой, зимне-весенней стратегии РККА. Когда это наступление разрабатывалось и готовилось, все виделось иначе. Когда оно, наконец, началось, обстановка уже кардинально изменилась, но наступление все равно провели, как бы по инерции. Операция закончилась провалом, не достигнув ни одной из поставленных целей, – Москва, объявленная главной целью летней кампании, по-прежнему оставалась недосягаемой. Впрочем, определенная польза от этого наступления, по мнению Василевского, все же была: оно помогло советскому Генштабу лучше уяснить себе сложившуюся обстановку и подсказало пути возможного выхода из разразившегося кризиса.