Она открыла глаза. На постели сидел священник Янез.

– Что с тобой, – сказал он, – что ты бредишь, несчастная душа?

Она вытерла мокрое от слез лицо.

– Status animae,что значит – состояние души, твоей души, Катарина.

– Где Симон? – спросила она, глядя на него доверчиво: он ей поможет, он должен понять.

Священник Янез встал и подошел к окну.

– Сегодня ты будешь еще отдыхать, а завтра мы продолжим путь.

– Я пойду домой, – сказала она.

– Пойдешь вперед, в Кельморайн, к Золотой раке.

– Я хочу к нему.

– Вы находились в незаконном сожительстве, это тяжкий грех… Мы дали тебе имя Катарина, знаешь, что оно означает?

Она кивнула: знаю.

– Оно означает: чистая.

Катарина молчала – что она могла сказать? – молчал и священник Янез Демшар – что он мог добавить по поводу того, что уже случилось?

– Нужно постановление о расторжении связи, – сказал он ей спустя некоторое время, – для того чтобы во время паломничества и дальше не распространялись беспорядки – телесные и душевные. Слушай меня внимательно: больше ты его не увидишь.

– Мы больше не увидимся?

– Он тоже так хочет.

– Это неправда.

– Правда. Он ушел, убежал.

У Катарины потемнело в глазах – неправда, этого не может быть; словно издалека слышала она, что говорил священник Янез – монотонно, несколько озабоченно и в то же время привычным своим тоном, каким он говорил уже множество раз.

– Душа твоя в тяжелом состоянии, она больна, ей нужны лекарства, с этого дня ты будешь находиться под надзором. Но и сама ты тоже должна позаботиться о своей несчастной, неприкаянной душе. Итак: каждое утро, как только встанешь, должна будешь возвысить свое сердце к Богу, совершить крестное знамение, быстро и с подобающей скромностью, не глядя па свое тело, одеться, потом еще раз перекреститься, окунув персты в святую воду, которая всегда должна быть рядом, затем встать перед распятием или изображением святых и молиться. И вечером тоже будешь молиться о своих прегрешениях, потом смиренно в тишине разденешься, перекрестишься, окунув персты В святую воду, и уснешь с мыслью о смерти и вечном покое, о гробе нашего Господа или какой-нибудь иной святой вещи. И тогда больше ничего не будет тебя мучить, все демоны, все искусители оставят тебя, и ты снова будешь чистой.

Пусть покинут меня искусители, подумала Катарина, лишь бы Симон остался, пусть даже будут считать меня шлюхой на пути странников; он не ушел, это неправда, это неправда, – стучало у нее в голове, пусть придет Симон, он ее не бросил, не забыл, Она будет его ждать, и пусть ее считают потаскухой, пусть считают кем угодно, – крутилось у нее в голове; а что, если это правда, если он сбежал, забыл, предал, как по приказу забыл отца, мать и всех родных, как уехал из Индий и бросил там на милость жестоких солдат детей, которых учил, которых любил, – разве он уже кого-то не забыл, не бросил, не предал? Он предал свой орден, потребовал отчисления, и его отчислили, и он нарушил обеты; ведь все это он уже сделал, почему бы не случилось подобное и сейчас? И если это так, если он ушел, бросил ее и забыл, тогда действительно она такая, какой ее считают, – потаскуха на пути пилигримов: возьми цитру, ходи по городу, забытая блудница! Играй, складно пой, много песен, чтобы вспомнили о тебе. [68]

– Что с тобой, Катарина? Ты будто не в себе? – Священник Янез трясет ее за плечи, застывший, отсутствующий взгляд Катарины враждебен, она словно слепая. – Будешь делать, как я сказал?

Катарина все еще его не слышит, мысли ее улетели далеко, – что, молиться о прегрешениях? – буду, конечно, благословите меня, отец, мысли мои ужасны, что будет со мной? думать о гробе? буду думать о гробе, о могиле с большой охотой; и если это правда, если это только правда, что он так хочет, буду думать с большой ненавистью о нем, о Симоне, о трусе и предателе, со всей злостью, с какой я когда-то думала о павлине, о Виндише, который мне вообще-то ничего плохого не сделал, но я думала о нем с ненавистью и любовью, душа моя в смятении, отец, теперь я вправду буду думать о своем грехе, если Симон действительно ушел, каждый вечер буду раздеваться в тишине, никогда больше не взгляну на свое тело.

– Да будет так, – сказал отец Янез, при этом ему еще хотелось добавить, что борьба тут идет не против плоти и крови, а против мировых властителей мрака, против сил злого духа под небесами, но он видел, что это ей ничуть не поможет, она была в смятении и не поняла бы такой премудрости, душа ее устремилась за человеком, который от нее удалялся, Янез знал такие ситуации, какое-то время все еще будет не совсем ладно, потом она выздоровеет, и в один прекрасный день в церкви святого Роха зазвонят колокола – Катарина Полянец пойдет под венец с достойным человеком – не с изгнанным из ордена иезуитом и не с кичливым племянником барона, который вроде бы был ей предназначен, где-нибудь уж найдется такой для нее человек.

Священник был прав, сражение шло между добрым и злым ангелом, но только как он может знать, что случится с Катариной Полянец, кого она встретит, за кого выйдет замуж – он тоже был всего лишь земной человек, никогда еще не видевший ангелов, он знал все только по рассказам и по книгам, что по сути одно и то же. А борьба эта была далеко еще не окончена, и вестись она будет также по поводу плоти и крови. Ибо плоть и кровь одинокой женщины – чрезвычайно привлекательная приманка для бесов всех сортов, они чувствуют ее издали: с помощью плоти и крови можно вызвать великое смятение в душах, прежде всего в душе одинокой женщины, а потом и мужчины – одного, двух или даже многих, если только представится возможность. За такие души и борются между собой добрые и злые ангелы, ведь добрые ангелы не всемогущи, собственно говоря, у них ровно столько же сил, сколько и у злых. Они мало что могут сделать, когда появляются бесы, и Катаринин добрый ангел борется тоже, борется, чтобы удержать тепло, которое тут излучали двое, Катарина и Симон, а сейчас ему придется немного отступить, потому что в душе ее беснуются смятение и гнев; так ее добрый ангел с колокольни святого Роха, с которым мы уже знакомы, борется с ее злым ангелом, которого мы еще узнаем. Как и его деяния. Он откуда-то прилетел на своих черных крыльях – известно, откуда, и он тоже хочет завладеть ее душой, он слетел с какой-то картины, которую Катарина видела когда-то, с настенной живописи на церкви святого Николая в Высоком близ Любляны. На картине была нагая женщина, под ее ногами чудовище – воплощение разврата, из страшной пасти тянется к ней красный язык и уже обвивает ее ноги; женщина красива, молода, прелестна, глаза у нее затуманены, взгляд улетел куда-то, она соблазнительна – у нее длинные золотистые волосы, белое тело, она сознает свою привлекательность, отдается ей, поэтому над ней стоит искуситель, он зеленый, и она поймана в его цепи, сейчас он протянет к ней руку, к ее груди, к голой промежности, сейчас он схватит ее, обнаженную женщину, у которой из-под грудей, прямо из тела, выползают змеи. Под ее ногами – младенец, она забыла, что тело ее предназначено для материнства, она предалась похоти, над картиной – надпись LUXURIA, [69] с давних времен существует эта надпись и долгое время еще останется там. Оттуда виднеется церковь святого Ахаца, охраняющего страну от турецких набегов, в темной, влажной лощине – церковь Марии в Робе, наверху, на горе Курешчек, – церковь Девы Марии, в нее когда-то ходил Симон Ловренц, со всех сторон люди защищены церквами – Мариями, Ахацем, Николаем, а на стене все равно царствует Luxuria; внизу на склоне – деревня Запоток, откуда Симон родом, ее Симон, деревня, которую он забыл, как забыл мать, отца и сестру… как забудет когда-нибудь и ее, Катарину. Она видела эту картину старого художника Янеза Люблинского, представила себе, как она стоит перед этой голой женщиной, рядом с которой искуситель, и картина тоже видела ее, желала ее заполучить, для начала – хотя бы ее тело.

Кто безголово живет, останется без головы. Здесь, в Ленделе, как раз в этом замке, несколько лет тому назад осудили на смерть некоего Ганса Вальнера, а именно за crimen bestiale. [70] Его обезглавили, и животное, с которым он имел сношения, тоже укоротили на голову. А почему животное? – спросит каждый. Почему, почему, – один за другим ответят господа Штольцль и Штельцль, присутствовавшие тогда на судебном заседании, – потому, потому, – скажут они, – что и животное принимало участие в этом страшном преступлении совокупления. Не сопротивлялось греху криком или ревом, который издает в беде животное этого вида, не звало на помощь, когда творилось злодеяние. Ганса Вальнера обезглавили, и голову его оставили на дворе неподалеку от тела, там лежал и обезглавленный труп какого-то животного, которое не нужно ни описывать, ни называть, достаточно сказать, что это было домашнее животное, и подданные, живущие поблизости и вдалеке, приходили созерцать эту страшную картину, чтобы на таком наглядном пособии усвоить, что можно делать, а чего нельзя, до каких пределов можно зайти в жизни, а за какими уже погибель: не живи безголово, если хочешь сохранить голову на плечах. Когда голова и тело исполнили свою воспитательную и поучительную роль и начали уже смердеть, все это, в том числе и животное, отнесли в поле и сожгли. Понятно, что такое место не проникнуто благостью, оно не способно оказывать положительное воздействие на Катарину в трудную минуту ее жизни, в минуту, когда ей нужно быть особенно стойкой и уверенной в себе, в себе и в Симоне, в обоих одновременно, такое место словно притягивает к себе гнев, неверные суждения, вихри в душе, рождает злость в недавно еще приветливом взгляде, над этим краем шелестят черные крылья. Неудивительно, что некоторые судьбы в страшных противоречиях переплетаются именно в этом недобром месте, хотя его после той казни, молено сказать, поливали святой водой, и неудивительно, что именно здесь Катарина смотрит сейчас отсутствующим, злым, остановившимся взглядом на стену с влажными пятнами, отыскивая в них контуры картины, виденной ею на стене церкви в Высоком, неудивительно, что именно здесь она обнаруживает еще одну роковую ошибку в своей жизни, и та картина во всей своей подлинности входит в ее душу и тело, в душу, которая кричит о предательстве, лжи и распутстве, и в тело, которое все еще призывает к себе руки Симона, те ночи и дни, которые они прожили как муж и жена – соединенные обетом вечной верности, хотя и без святого таинства брака; неудивительно, что именно над этими краями шумят темные крылья злых ангелов Катарины и Симона вместе с крылами других гнусных их компаньонов.