На этихъ разсужденіяхъ мысли его сдлали кру-той скачокъ.

— А зачмъ беречь? — спросилъ онъ себя объ оставшейся водк. — Незачмъ беречь.

И, остановившись, Деминъ опять хлебнулъ изъ посудинки, а потомъ еще и еще...

Теперь онъ чувствовалъ себя уже совсмъ уда-лымъ добрымъ молодцемъ, а въ голову заползали даже горделивыя мысли.

— А што, — думалъ онъ вслухъ, съ задоромъ. — Небось, теперь для Ваньки-то Демина и угощенія не жаль? Баранки — не баранки, вино — не вино... все бери, Иванъ Семенычъ! отдадутъ, не постоятъ... Да што? Вотъ какъ ... ходи теперича передъ Иваномъ... Семеновымъ по одной доск... То-то. И пойдешь, собачій сынъ... обвязательно пойдешь... это какъ пить дать ... пойдешь... и шапку передъ Иваномъ... Семеновымъ ломай... потому какъ убивцы, арестанцы,

одпо слово. Да... вотъ додо^до.еіан-кахак.г

потому ежели чуточку не потрафивши... пожалте къ становому, потому убивцы... потому человка за-бивши... на-сморть забивши ... не то што ... мозги вытекши... вотъ какъ...

Въ неболыпой рощ между Шипинымъ и Шп-таловымъ Деминъ прислъ на пн у дороги, допилъ водку и сълъ послднюю баранку. Опорожненную посудинку онъ, слегка поклевывая носомъ, долго, ста-рательно засовывалъ въ необъятный карманъ своихъ дырявыхъ штановъ, а потомъ, сбивъ на самый заты-локъ свою шапчонку, продолжалъ путь въ самомъ нревосходномъ и боевомъ настроеніи.

Теперь Деминъ ршительно никого не боялся и, попадись ему сейчасъ ыавстрчу парни, онъ не усту-пилъ бы имъ дороги и «не уважилъ бы» ни единаго слова.

— А-а, землю сть... на голову сыпать... убив-цы! Поддорожники! арестанцы! вопилъ онъ въ лсу.

IX.

Мать Ивана съ его женой вернулись съ жнитва домой только въ сумерки. Он подоили коровъ, рас-топили печь, скипятили къ ужину молока, наварили картошки и поставили самоваръ.

Съ Иваномъ кром матери жили два его мень-шихъ брата и 9-ти-лтняя сестренка. Другую сестру 22-хъ-лтшою Авдотыо прошлой зимой выдали за-мужъ.

Семья нкоторое время поджидала Ивана и не садилась за ужинъ.

Жена его, несмотря на усталость, цлый вечеръ находилась въ какомъ-то безотчетномъ безпокойств.

— Чтой-то долго пту Вапюшки? нсколько разъ говорила она, поглядыішіаокошклп-кахак.Ги

— Да сядемъ ужинать, доченка, чего жъ его ждать? Можетъ, онъ къ свту только явится, а мы все жди. Ишь какое дло.-то! Небось, ^свой домъ не пройдетъ. Гд бы ни ходилъ, все домой придетъ, — отвтила свекровь, все еще злая на сына за утреншою ругань.

Семья сла за столъ и принялась сть; у печи загудлъ наставленный самоваръ.

«Бу-бу-бу» такъ и разносилось по всей изб.

— На свою теб голову! сказала Катерина, по-ложила ложку, порывисто встала изъ-за стола, съ серд-демъ откинула на полъ съ самовара трубу, продула его такъ, что изъ ршетки внизъ посыпались вокругъ него на полъ гаснущія искры, подсыпала въ него углей и, поставивъ на него вновь трубу, отошла къ столу.

Самоваръ на минуту замолкъ, въ немъ толысо по-трескивали угли, выбивая изрдка въ ршетку тонкія, синеватыя искорки, но лшпь только Катерина приня-лась снова за ду, какъ онъ загудлъ зле и страш-не дрежняго.

Катерина положила ло,йку и, отодвинувшись На лавк отъ стола, вся поблднвшая, сложила руки.

— Што-жь ты не шіз, доченька? спросила све-кровь.

— Не хочу, мамыюка... Чтой-то сердце болитъ, а тутъ самоваръ гудёгь... Не случилось бы какого худа съ В&нюшкой?

И я большіе, свтлосиніе глаза на блдпомъ, овальномъ лиц приняли опасливое и дикое выраженіе.

— Ну, Господь съ тобой! Чему случиться-то? Ежели вотъ не подойдетъ, пойдемъ на деревню, по-спрошаемъ.

Посл ужина и чаю дти настлали на досчатомъ полу шубъ и другой одежи и полегли въ повалку, а бабы вышли изъ избы.

Оп обошли всю деревню, соетоявшую дворовъ изъ двадцати, всхъ, кого встрчали, разспрашивали объ Иван, но ничего не узнали. Никто нзъ шепта-ловскихъ мужиковъ не былъ сегодня въ город и никто не видлъ Ивана съ утра. Напослдокъ бабы зашли къ Степану—отцу Сашки. Дома была только жена его — Палагея съ двумя дочерьми, къ которымъ ходили «гулять» Лобовъ и Горшковъ. Младшія дти спали, а Степанъ куда-то вышелъ.

— Видно, и вашего Ванюхи дома-то нту-ти? — спросила Палагея, какъ только на порог показались бабы.

Акулина раза четыре перекрестилась передъ обра-зами, поклонилась каждой хозяйк отдльно по стар-шинству, каждую ласково привтствуя по имени, и только тогда отвтила Палаге на ея вопросъ.

— Да нту, кумушка. Пришли вотъ съ Катюці-кой поспрошать: не знаешь ли чего? Всю деревшо обошли, никто съ утрія съ самаго его нон не видалъ. Какъ ушелъ по утрію въ городъ, такъ вотъ и нту-ти.

Голосъ Акулины звучалъ вкрадчиво и мягко. Въ манер говорить чувствовалась, кром природной, еще и выработанная «изысканная» учтивость.