Старуха вышла въ сни и, оставивъ дверь въ избу открытой, потому что въ сицахъ было темно, начала колоть дрова. Чураки были толстые, и у старухи дло не спорилось.

— Накололъ бы дровъ-то. Чего сидишь? — сказала она еыну. — Видишь, не сдужаю...

едоръ точно и не слышалъ словъ матери.

— Кому говорю-то? Аль оглохъ? — возвысила, го-

197

лосъ раздосадованная старуха. — А н то слянку ва-рить н буду... вотъ и вс... н буду.

И на это не послдовало отвта.

Старуха присла на корточки и принялась опять за колку дровъ.

— Одна радость у тбя — пить, — ворчала она, вон-зивъ топоръ въ отрубъ чурака. — Всь въ отца — пья-ница, только и знаешь, што пьешь... а мать по три дня безъ куска хлба сидитъ... Пойду, пожалюсь на тбя «ъ контору... пожалюсь... вотъ и вс...

Старуха подняла на топор вдлп головы чуракъ и, перевернувъ его въ воздух, стукнула объ полъ обу-хомъ. Чуракъ съ трескомъ разскочился на дв поло-вины...

едоръ, стремитльно выскочивъ изъ-за стола, мол-ча побжалъ въ снн и прежде, чмъ мать догада-лась, что ее ожидаетъ, сынъ изо всей силы съ бранью ударилъ ее кулакомъ по лицу. Она упала на сложен-ную грудку дровъ. Грудка подъ ея тяжестыо разва-лилась. едоръ покачнулся и упалъ на старуху, а такъ какъ при малйшемъ движеніи дрова раскатыва-лись въ разныя стороны, и въ такомъ неудобномъ по-ложеніи сыну «не способно» было бить мать, то онъ до костей изгрызъ ей лвую скулу...

IX.

Въ Черноземи такъ же, какъ и въ другихъ де-ревняхъ, помимо установленныхъ церкозью праздни-ковъ, были и свои мстные.

Праздновали на Варламія болыпого и на Варла-мія малаго, праздновали въ день великомученицы Ека-терины, потому что, это былъ храмовой праздникъ въ ихъ приход, праздновали вешняго Георгія, де-сятук. пятницу *) и день Рождества Богородицы.

>) Считается со лкя Воскремвш.х^сеіап-кагак.ги 108

На одного Варламія пили три дня и потому его называли Варламіемъ болыпимъ, въ отличіе отъ Вар-ламія малаго, когда полагалось пить только одинъ день. Георгія, десятую пятницу и день Рождества Во-городицы праздновали по три дня и потому эти праз-днйкк считались болыпими; Екатерину праздновали только одинъ день, и потому праздникъ этотъ считался малымъ.

Никто н зналъ, кто и почему установилъ нко-торые изъ этихъ праздниковъ, но н праздновать ихъ считалось грхомъ.

Давно какъ-то черноземцы перестали было празд-. новать Варламія малаго, но спустя нсколько лтъ въ день этого святого пожаръ уничтожилъ половину деревни.

Старые люди ршили, что святой обидлся и. ото-мстилъ имъ за то, что опи перестали чтить его па-мять, и празднцкъ былъ возстановлепъ.

Когда вечеромъ Леонтій возвратился домой, то за-сталъ у себя святью Акулину съ избитымъ Аонь-кой.

Акулина пріхала къ сватамъ на праздникъ и кстати просить Леонтія заступиться передъ началь-ствомъ за нее и за ея еемьею, потому что вчера Сашка всенародно грозился перевести весь Кирильевскій родъ, «чтобы и званія не осталось», и чуть не убилъ Аонь-ку. Отняли ужъ добрые люди. Леонтій возбужденно разсказывалъ объ отысканныхъ убійцахъ, о своихъ го-родскихъ приключеніяхъ съ кумомъ Мирономъ и Де-минымъ, ругалъ отсутствующую не во-время полицію, обрушивался па всхъ господъ вообще и особенно на «взяточника» слдователя и при каждомъ случа за-являлъ, что «начальство насъ, мужиковъ, хуже чмъ за собакъ считаетъ, а за господскую собачісу нашего брата-мужика въ острогъ засуживаетъ».

ІІо утру къ Леонтйо пришли и пріхали изъ со-сдпихъ деревень гостц-сестра Елена,двабраткіл.

а(?ІСІ П І\ I с

199

мужа съ женамн, тесть и своякъ Максима — Леонтьева брата, живущаго въ Петербург, и множество другихъ гостей. Къ обду вся просторная изба Леонтія была биткомъ набита народомъ. Нкоторые за неимніемъ свободщіго мста сидли на кровати больной Пра-сковьи. другіе на лсенк у печи.

Не иринять кого-либо изъ гостей было нельзя, потому что, когда въ другихъ деревняхъ были свои праздники, Леонтій тоже здилъ въ гости и его тамъ принимали и чествовали. Единственнаго человка, кого оні) на порогъ къ себ не Пускалъ, это зятя ому, и тотъ но являлся. То же было и въ другихъ избахъ праздновавшей деревни. Вся Черноземь съ нахав-шими родственниками, пріятелями, сватами цлыхъ три дня пьянствовала, ла, плясала и ора.а. Несомннно, пропьянствовала бы и четвертый деньг если бы этимъ днемъ оказалось воскресенье' или иной какой празд-никъ, но, къ сожалнію черноземцевъ, Рождество Бого-родицы приінлось въ субботу. Слдовательно, воскре-сенье было вторымъ очереднымъ днемъ праздника. Вы-питак черноземцами водка считалась ведрами, а на-варенное для этого случая пиво — 'бочками.

Иьяны были вс поголовно, исключая дряхлыхъ стариісовъ да грудныхъ младенцевъ... Пьянъ былъ и урядникъ, пьянъ и десятскій, пьяны и патрульные изъ мужиковъ ... непреоборимый соблазнъ сокрушилъ да-же власти, призванныя по долгу службы наблюдать за порядкомъ... Ошалвшіе отъ вина отцы напаи-вали своихъ малолтнихъ дтей и тшились ихъ опья-ненісмъ...

Деревня въ эти дни представляла собой необыч-ное зрлище.

Вытянутые въ дв линіи, лицомъ другъ къ другу, сто дворовъ съ бревенчатыми старыми и новыми из-бами, амбарушками, хлвушками, баньками, покосив-шимися и стоявшими прямо, крытыми соломой и дран-кой, безъ единаго ДеР^^^ъе1апИI^лиакП:и 200 дворкаХъ и вся длинная улица, раздляющая эти два ряда дворовъ, были перенолнены лохматыми,. стран-ными, раздерганными, шатающимися изъ стороны въ сторону, дико орущими двуногими существами. Каэа-лось, вс эти люди вдругъ заболли острымъ пом-піательствомъ и вмсто степенпой, полной достоинства рчи, во все горло выкрикивали непотребныя слова, точно вс другія ими забыты и только одпими ими, этими непотребными словечками,, они выражали и ра-' дость, и злобу, и дружескій привтъ, и смертель-ную угрозу...

Они, какъ отравленные зельемъ тараканы, распол-зались по всмъ угламъ и закоулкамъ, безтолково раз-махивали руками и головами, сталкивались между со-бой, то безпричинно обнимались, цловались и пла-кали отъ пьянаго умиленія, то ругались, дрались, па-дали и засыпали на улиц, въ дворахъ, въ ямахъ, въ овражкахъ...

Везд, какъ бы на перебой другъ передъ другомъ, рыпли гармошки; нескладными пьяными голосами вы-крикивались псни, почти всегда непристойнаго содер-жапія; время отъ времеііи завывалъ и гудлъ далеко за деревней слышный одинокій бубенъ. И изъ всхъ этихъ звуковъ надъ головой свивался нелпый, дикій, зловіцій гамъ. Казалось, что здсь не люди весели-лись, а завывали и бушевали выпущенныя изъ клтки неразумныя животныя, по-скотски празднующія свою свободу...