Катерина не слышала и не понимала словъ ста-рушки, сперва крпилась, потомъ покачнулась, упала головой на плечо своей попутчицы и уже не могла подвять ее. Старуха должна была остановить лошадь, кое-какъ уложила въ телгу больную, прикрыла ей лицо своимъ мшкомъ, а сама примостилась бокомъ въ передк.

Дождь, млкій, частый, ровный, не преставалъ ни на одно мгновеніе... Въ воздух значительно потеп-лло. По дорогЬ образовалась глинистая грязь, па-липавшая на колеса. Старуха погоняла лошадку, но какъ она ни спшила и ни заботилась о томъ, чтобы возможно лучше укрыть Катерину, он пріхали къ Акулин об промокшія до костей.

Катерину домашніе ввели въ избу, раздли и уло-жили въ постель.

Старушка обсушилась, поплакала вмст съ Аку-линой, попила чайку и къ вечеру, когда дождь не-много унялся*и надъ головой прояснло небо, ухала домой.

XII.

Срди ночи Акулин, спавшей на полу съ дтьми, пригрезился страшный сопъ. Незадолго передъ этимъ она просыпалась и прислушивалась, не попроситъ ли чего-нибудь Катерина? Нотаспала, громко, часто сопя, и иногда стонала во сн. И .только что Акулина стала опять забываться, какъ ей почудилось, что въ изб

215

жужжитъ большая муха. «Не откуда теперича быть бы мухамъ, не лто», подумала она во сн, но тутъ же воочію ей представилось, что это не только воз-можпо, но что въ открытое окно со двора уже дй-ствительно влетла болыпая-преболыпая муха и даже не простая муха, а косматый, величиною съ воробья, шмель и сердито бьется объ оконное стекло и, не умолкая ни на минуту, жужжигь... «гу-гу-гу», гудитъ на всю избу такъ, что даже стпы дрожатъ. И Аку-лин становится страшно. Она боится этого шмеля и ожидаетъ чего-то таинственнаго и ужаснаго. Вдругъ вмсто шмеля появляется Сашка Степановъ и начи-паетъ шнырять по всмъ угламъ избы. И Сашка не такой, какъ обыкновеішо, а косматый, похожій на шмеля или, врн, голова Сашки оказалась иа туло-вшц шмеля. Сашка гудитъ: «Всхъ перебыо, всхъ перержу. Ваньку убиЛъ, теперь чередъ за Аонькой». И мечется и быстро летаетъ по изб, ища Аеоньку, а-Аонька отъ страха забился подъ загнетісу... У Аку-лины замеръ духъ и захолонуло сердце. Сашка поме-тался-пометался, увидлъ его и, поймавъ за голову, сталъ вертть ее, чтобы оторвать, но голова Аоньки оказалась вмст съ тмъ и оголовкомъ шкворня или, врне, раздвоенной шляпкой болыпого випта и она, несмотря на яростныя усилія Сашки, не отрывалась, а отвинчивалась и вмсто ши изъ туловища Аонь-ки вылзалъ длинный, толстый желеный стержень съ блестящими винтообразными парзами.

Акулина порывалась броситься на помощь сыну, но вся была какъ связанная и не могла пошевелить ни однимъ членомъ, хотла крикнуть «караулъ», но вмсто этого, съ величайшимъ усиліемъ едва рас-клеивъ сцпившіяся челюсти, только замычала да и то какъ-то странно, однимъ горломъ.

Тутъ Акулина проснулась и, еще слыша свое мы-чаніе, съ усиліемъ приподняла голову. Отъ горячаго

'

жили припарку изъ крутого кипятка, съ шумомъ отли-вала*кровь; сердце болзненно, часто, неровно и тре-вожно колотилось и все тло дрожало, какъ въ лихо-радіс. Въ изб было необычайно свтло. Дождь давно пересталъ и въ окно заглядывала рогатая луна, по-висшая брюхомъ внизъ въ широкомъ прорыв между черными тучами. Ея ясный, холодный свтъ ложился на полъ свтлыми, косыми пятнами, прорзанными черными, узкими, тневыми полосами, отбрасываемыми переплетами оконныхъ рамъ. Въ царящемъ полумрак предметы въ изб принимали таинственно-фантастиче-скія очертанія.

Акулина, какъ только проснулась, сёйчасъ же услышала, что Катерина говоритъ что-то. Она сидла на постели, и Акулина въ свт луны разсмотрла, что мертвенно-блдное, немного приподнятое вверхъ, съ закрытыми глазами лицо невстки было совершенно неподвижно и только шевелились одн губы.

Голосъ Катерины, вообще низкій, контральтовый, звучалъ, какъ струна віолончели подъ медленнымъ смычкомъ. Слова выговаривались ею настолько не-ясно, что Акулина не могла разобрать ихъ и снова поддалась вліянію того таинственнаго страха, какой только что пережила во сн. Холодныя, крупныя му-рашки, какъ живыя, поползли у нея по хребту къ за-тылку. Она собралась съ духомъ и оклйкнула Кате-рину.

— Катя, да съ кмъ ты говоришь? — спросила она поиышеннымъ отъ испуга голосомъ.

— Да съ Ваней... — медленно, съ растяжкой, от-крывъ глаза и откашлявшись, отвтила Катерина сво-имъ обыкновеннымъ, немного заспаннымъ голосомъ.

— Да Ваня помёръ... сотвори молитву, доченька, и ложись спать... охъ, какъ ты меня спужала... все тло трясется... никакъ къ уму не приду ...

Катерина, вздохпувъ, повалилась на подушки. Все тлю ея горло, а иш^ іВДме1ашаЬ?кМв’

вдругь пахнтъ на нее холоднымъ втромъ, а потомъ обдастъ жаромъ. *

Акулина, подождавъ, пока успокоилась невстка, быстро и крпко заснула.

Казалось, что Катерина мгновнно, какъ только головой дотронулась до подушки, погрузилась въ- крп-кій сонъ; на самомъ ж дл она испытывала почти блаженно состояніе, если бы н безпокоила головная боль. Къ ней тотчасъ же явился мужъ, котораго только чго такъ некстати спугнули, н давъ съ нимъ нагово-риться вволю. Пржде Катерина до смерти боялась его появленія; сегодня ж, когда онъ явился, она не толь-ко но испугалась, но даже и н удивилась, найдя, что такъ и быть должно и что его появленіе такъ же обыкновенно, какъ еслибъ онъ пришлъ домой съ поля или пріхалъ съ «дороги».

— Тутъ всго насказали... — говорила она Ивану,

— будто мужики тбя убили... и кровь на трав... большой кругъ... да вс н врю...

Иванъ улыбнулся, таинственно подмигнулъ и слъ у нея въ ногахъ. Катерина сразу замтила, что онъ былъ въ черномъ новомъ пиджак, въ блой, съ крас-ными крапинками, ситцевой рубашк, въ жилетк при часахъ съ цпочкой и въ лакированныхъ сапогахъ.

— Ну што жъ, убили, а я вотъ живъ, — съ свой веселой улыбкой отвтилъ Иванъ.

И Катерина знала, что это такъ и было и иначе не могло быть.