— Я тогько поступаю по закону и по доггу сгужбы и иначе поступать не имю пгава... Я не виноватъ, что югидическая и обыватегьская точкн згнія не сов-падаютъ... .

Слово «обывательская» онъ подчеркнулъ съ тон-кой язвительностью. Весь этотъ разговоръ для него былъ вообще непріятенъ, а особенно въ присутствіи полицейскихъ чиновъ, къ которымъ онъ относился свысока.

— Все у насъ не по-людски! — съ горячностью вос-кликнулъ докторъ. — Кажется, ясно, какъ Божій день, что законы для того только и пишутся, чтобы огра-ждать мирныхъ, порядочныхъ людей отъ убійцъ, 'буя-новъ, воровъ... а у насъ все шиворотъ навыворотъ: юстиція стоитъ на страж интересовъ преступниковъ, а на мирныхъ обывателей, которы содержагь эту юсти-цію, ей наплевать. «Мы, судьи, дескать, призва-ны заботиться о нашихъ «несчастненькихъ», о на-шихъ преступничкахъ, потому что судьбу ихъ рша-емъ, а такъ какъ імы — люди «передовые», благовоспи-танные, гуманны, 'то не можемъ быть жестокими»... Такая «гуманность» — палка о двухъ концахъ и толстымъ-то коіщомъ бьетъ по лбу мирнаго трудя-щагося обывателя, будь опъ — мужикъ, баринъ, чи-

новникъ купецъ.,. ™^.еІапакагак.ги

93

Слдователь длалъ помтки въ своихъ бумагахъ и находилъ ниже своего достоинства оснаривать «бли-зорукое» мнніе человка невжественнаго въ юрис-прудендіи, человка, незнакомаго ни съ одной статьей закона, не прочитавшаго ни одного сенатскаго р-шенія.

— Обращаясьтакъ деликатно съ преступниками (по-дуМаешь, важное кушанье!),—воскликнулъ докторъ, — судъ только способствуетъ развитію преступности... Вся эта, извините за выраженіе, мразь, вс эти по-донки поднимаютъ головы. Да и какъ н подни-мать, когда имъ покровительствуютъ законы и суды.

— По вашему выходитъ, что всхъ судей да и законы ужъ съ ними заодно надо посадить на скамью подсудимыхъ за попуститегьство и подсгекатегьство...

— Зачмъ еажать'?! а сейчасъ надо другіе законы и надо, чтобы наша юстиція перемнила свои взгляды на ея обязанности, чтобы она подумала и объ инте-ресахъ того общества, кбторое она обслуживаетъ, а то она за сорной травой лса не видитъ...

— Я вдь знаю ваши взгьяды, Иванъ Ивановичъ. По вашему, за каждое угоговное пгеступгеніе надо вшать...

. — Не за каждое, а, напримръ, за пьяныя убій-

ства непремнно вшать, иначе ничмъ не остановить кроваваго потока.

Слдователь покачалъ головой.

— Вдь это не кьинъ кьиномъ вышибать, а кговь кговью загивать. Жестокіе взгьяды...

— Но не на прокатъ взяты и н изъ книжекъ вычитанные, а выведенные прямо изъ жизни, и смю думать, что мои взгляды не жестокіе, а истинно-гу-манные и трезвые.

— Довойно съ насъ однихъ военныхъ судовъ. Каждый день по скогько чеговкъ вздеггиваютъ.

— И хорошо длаютъ. Если бы у насъ, скажемъ, въ узд вздернули Ч^^^.еіай Х>ГЮГХі5Ш*

94 ’

стім, поврьтё, одной «жёстокой» мрой спасли бы сотни жизней, а сколько такихъ уздовъ въ Россіи?! сочтите... Это освжающе подйствовало бы, нотому что другіе пьяные буяны прежде, чмъ всадить ножъ въ бокъ своему пріятелю или раскроить ему топо-ромъ черепъ, призадумались бы и о своихъ головахъ.

— Пгивыкги бы...

. —Ко всему привыкаютъ, но, будьте благонадеж-ны, пока привыкнутъ, такъ какъ разъ къ этому вре-мени убійства выведутся изъ повседневнаго обихода...

— Нтъ, казнь сгишкомъ газвгащаетъ и ожесто-чаетх нгавы...

— Батенька, да какого вы еще хотите развращег нія, какого ожесточенія? Вдь въ деревняхъ, не го-воря уже о взрослыхъ, дти дуютъ водку, развратъ среди даже подростковъ сталъ обиходнымъ явленіемъ; его не стыдятся, имъ не стсняются,' а кровь льется ркою... Яу, возьмемъ любой на выборъ изъ 12 вотъ этихъ свженькихъ случаевъ. Вотъ мы съ вами, по-дните, осматривали сейчасъ парня, лежитъ во второй палат третій отъ двери. Голова размозжена, ребра переломаны; какъ вче_ра его привезли сюда, такъ въ себя и не прнходилъ, — вроятно, сегодня въ ночь отпра-вится къ праотцамъ... Такъ вотъ...ома Антоновичъ,— вскинулъ врачъ глазами на станового, — разсказывалъ и поражался откровенному и наивному объясненію убійцъ. Да и нельзя но поражаться...

— Да ужъ... — отозвался становой и покрутилъ го-ловою. — Впрочемъ, такихъ случаевъ сколькоугодно...

— Такъ вотъ въ воскресенье утромъ, когда, за-міьте, только-что начинался праздникъ, они къ тому времени не успли еще, значитъ, напиться, (напи-ваются обыкновенно къ вчеру), два парня собрались идги въ сосднюю деревню и одинъ нривязалъ себ къ плечу десятифунтовую гирю, а другой захватилъ въ карманъ камень. Они тогда еще не знали, кого именно убьютъ: Ивана, Петра или Семена, но чте

тотото.еіапакагакдги

кйго-то убьйтъ непремнно — вь этомъ не сомнва-лись. И пошли, и ходили цлый день одинъ съ гирей, другой съ камнемъ, а вечеромъ нашли-таки свою жер-тву и убили. За что? про что? сами не знаютъ... Ну, не прелесть ли такой фактикъ?

— Да они и парня-то убитаго совсмъ не знаютъ, — пояснилъ становой.—Спрашиваю ихъ: «Что же онъ вамъ сдлалъ? ругалъ васъ, грозилъ вамъ или уда-рилъ кого-нибудь изъ васъ?» «Нтъ, говорятъ, онъ шелъ мимо, а мы къ нему пристали, слово за слово, онъ выругался, а мы его стали бить»... И никакого раскаянія, разсказываютъ спокойно, откровенно, безъ малйшаго замшательства...