Шрифт:
11–14В этом месте напомним читателю о том чарующем впечатлении, которое произвел в 1820-е годы Байрон на континентальные умы. Его образ был романтическим двойником Наполеона, «человека судьбы», которого неведомая сила вознесла на недостижимый предел мирового господства. Образ Байрона воспринимался как образ мятущегося духа, блуждающего в постоянных поисках прибежища по ту сторону заоблачных далей, как в сочинении Пьера Лебрена «По получении известия о смерти лорда Байрона» (1824), II, 17–20:
Ainsi, loin des cit'es, sur les monts, sur tes mers, Cherchant un id'eal qui le fuyait sans cesse, Martyr des maux r^ev'es plus que des maux soufferts, Au gr'e d'une inconstante et sauvage tristesse… <Итак, вдали от городов, в горах, в морях, В поисках идеала, беспрестанно от него ускользавшего, Жертва более дурных снов, нежели пережитых страданий, По воле изменчивой и дикой печали… >.12столбик с куклою чугунной.Старое название «статуи» — «кумир», а старое название «статуэтки» — «кукла», которое Пушкин здесь и использует. Он употребил его прежде в стихотворении «Послание к Юдину», школьному своему товарищу, написанному летом 1815 г. (строки 22–26):
Доволен скромною судьбою И думаю: «К чему певцам Алмазы, яхонты, топазы, Порфирные пустые вазы, Драгие куклы по углам?XX
XXI
XXII
5Певца Гяура и Жуана.Поэма Байрона «Гяур» (1813) была известна Пушкину и Онегину в переводе Шастопалли (1820). Онегин мог отметить такой фрагмент, представляющий ужасный французский парафраз байроновских строк 957–60:
И жизни тяжкие ненастья Порой нам дороги, как счастье, В сравненьи с хладной пустотой Души бесстрастной и немой… <Пер. С. Ильина>.В переводе Шастопалли (с участием Пишо) 1820 г. первых двух песен «Дон Жуана» Байрона (1819) Татьяна (в июне 1821 г.) могла найти следующий помеченный Онегиным отрывок (I, CCXIV, 1–5):
Уже вовек, вовек, — о, никогда вовек Мне в сердце не сойдет росою свежесть эта, С какою все вокруг, что видит человек, Я видел в радости, средь новизны и света, Как в соты в грудь мою вбирая нектар нег. <Пер. Г. Шенгели>.