Шрифт:
За зимние месяцы произошли некоторые перемены в командном составе. Вместо Мухамедярова, ушедшего с повышением на Крымский фронт, под Керчь, командиром Пугачевского полка стал майор Жук, который до этого был комбатом, а в дивизию пришел из 1–го морского полка. Встретившись с ним, мы установили, что служили вместе еще шестнадцать лет назад, когда я был комиссаром полка, а он — командиром взвода. Новый командир и в 287–м стрелковом полку — майор Михаил Степанович Антипин, бывший командир разведбатальона.
Мы потеряли начальника политотдела дивизии старого чапаевца Н. А. Бердовского — он попал под вражеский огневой налет, когда ехал в артполк вручать партийные документы… Начальником политотдела стал полковой комиссар А. С. Блохин.
Люди уходили — и в другие части, и навсегда, вместо них приходили новые. Без этого на войне не обходится. Но при всех потерях и заменах мы в дивизии, готовясь к новым большим боям, успели как следует узнать друг друга, и это тоже было очень важно.
Я по–настоящему оценил прежде всего ближайшего своего боевого товарища — комиссара дивизии Н. И. Расникова. Нередко мы отправлялись то в одну, то в другую часть вместе. Живо вспоминается один такой выезд, хотя он как будто ничем и не примечателен…
Едем в Разинский полк. По пути обмениваемся мыслями о комиссаре полка Мальцеве. Обоим нам он нравится. Пришел в дивизию в начале октября, когда чапаевцы еще обороняли Одессу, и как-то сразу сумел стать самым близким для бойцов человеком. Через два дня его знали буквально все в полку. И теперь он всегда среди людей, день и ночь в окопах.
В этот раз встречаем Мальцева вместе с командиром батальона майором Гальченко на участке второй роты. Комиссар полка в отличном настроении, приветливо улыбается. Он, впрочем, всегда такой. Может быть, и за это любят его бойцы.
Мы прибыли, собственно, за тем, чтобы проверить боевую готовность некоторых подразделений, посмотреть, как выглядят их позиции. Но у Расникова любая проверка чего бы то ни было начинается и кончается беседами с бойцами.
— Ну, как ведут себя фрицы? — уже слышу его вопрос, обращенный к какому-то красноармейцу.
— Притихли, товарищ комиссар. Но, как видно, готовятся, подлецы. Думают отквитаться за ноябрь и декабрь… Только теперь наша оборона куда сильнее!
— Об этом и говорить нечего, — вставляет комбат. — А уж то, что сами понастроили, использовать в бою сумеем.
Вокруг полкового комиссара Расникова, присевшего у входа в блиндаж, собирается группа бойцов. Он начинает рассказывать им о событиях на других фронтах, не упуская случая напомнить, что и там, далеко от нас, сказывается стойкая оборона Севастополя, срывающая вражеские планы.
В траншее появляется командир полка Николай Михайлович Матусевич, и мы идем осматривать оборонительные сооружения.
— Я, пожалуй, задержусь здесь, — решает Расников. — Надо с товарищами потолковать — уж неделю не виделись.
У нас с ним почти всегда так получается: вместе — только до первого окопа. А там обязательно задержится: и с одним ему надо поговорить, и с другим. И не любит, чтобы его сопровождало полковое начальство. На КП дивизии тоже не часто его увидишь. Позвонит с утра? я в таком-то полку. А потом делится наблюдениями о таких деталях боевой жизни, которые только своими глазами и можно подметить.
— Боевой у нас комиссар, настоящий, — говорит по дороге в другой батальон Матусевич, будто подслушав мои мысли. И мне приятна эта искренняя, от души, похвала моему товарищу.
Чапаевцы настойчиво и планомерно совершенствовали оборонительные сооружения на своем рубеже. Сделано было немало.
В начале мая нашу оборону проверяли командующий Севастопольским оборонительным районом вицеадмирал Ф. С. Октябрьский, командарм Приморской И. Е. Петров, член Военного совета армии дивизионный комиссар И. Ф. Чухнов. Прежде всего они отправились на передний край 287–го стрелкового полка: были основания полагать, что при новом наступлении гитлеровцев этот участок может оказаться на направлении главного удара.
Среди густой зелени кустарника спускаемся в ход сообщения, и я веду своих начальников к траншее первой линии обороны. Извилистый ход почти не заметен сверху. Он проложен под раскидистыми кустами. Лишь кое–где понадобилось перекрыть ход бревнами, замаскировать камнями. Неподалеку от траншеи — развилка. В нише стоит телефонный аппарат. Табличка указывает путь к ближайшему медпункту.
Мы идем молча. Но, оглядываясь, я вижу, как адмирал Октябрьский удовлетворенно улыбается. Он, как и мы сами, радуется плодам упорного труда чапаевцев.