Чекрыгин Егор
Шрифт:
Он попытался было стрелять вниз. — Увы, но мостик вражеского судна, был закрыт от него парусом, да и стрелять прямо вниз… Фитильный мушкет не слишком приспособлен для этого, порох ссыпается с полки, давая осечку за осечкой.
Тогда Ренки прикинул какую еще пользу может принести сидя на мачте, и пришел к выводу, — что его нахождение на данной позиции сейчас полностью бессмысленно, и даже попахивает трусостью и попыткой отсидеться в стороне от боя.
А вот матросы из парусной команды, такими сомнениями не страдали, ибо у их в Уставах, все уже было давно прописано. — Они хватались за разные, свисающие с мачт веревки. (Ренки помнил, что сами моряки называют их «концами»), и шустро спускались по ним вниз, чтобы принять участие в бою. (За проявленную трусость и попытки укрыться от боя, карали смертью — такова была специфика абордажа, тут дрались все, от юнги до капитана!).
Ренки тоже ухватился за какую-то, идущую сверху вниз веревку, в пылу боя даже не разглядев, куда именно она ведет.
Увы, но закреплена сия канатина, была на «поникшей» мачте вражеского корабля. И когда Ренки поскользил по ней вниз, с непривычки обдирая ладони в кровь — то попал прямиков в самую гущу кредонских матросов.
«Вылетев» из переплетения парусов, и облаков дыма, храбрый лейтенант сумел застать, не ожидающего от него подобной глупости врага, врасплох.
Чья-то шею хрустнула, когда он отпустив веревку примерно на высоте двух своих ростов, сверзился кому-то на голову. Но и сам воитель, не удержался на ногах, и опрокинулся на бок.
Быстро перевернулся на спину, выдирая из-за кушака пистолеты. Спустил курки, направив стволы примерно в сторону окружившей его толпы, а сам — кувырком ушел в сторону, и долбя налево и направо по чему ни попадя рукоятками пистолетов, пробился к стоящей посреди палубы клетке с курами. Прислонился к ней спиной, вырвал, ободранными ладонями, шпагу из ножен, и сразу сделал первый выпад.
Следующие несколько минут, Ренки был весьма занят, отбивая целящееся в него железо, разя шпагой и долбая по головам и рукам рукоятью, зажатого в левой руке пистолета.
Пришлось ему совсем не сладко — как бы не был искусен, и какую бы резвость не выказывал оу Ренки Дарээка — тут бы пожалуй и пришел конец этой линии его славного рода…
Но воспользовавшиеся заминкой в рядах врагов, тооредаанцы усилили напор, и прорвали наконец вражеский строй.
Ренки почти не удивился, когда услышал знакомые голоса, и увидел пробивающуюся к нему «банду». По центру шел громила Гаарз, вращая над головой мушкетом, и круша черепа тем, кто не удосужился увернуться от превратившегося в дубину, приклада.
С правой стороны от него шел Готор, скупыми экономичными движениями отражая шпагой метящие в здоровяка удары, и даже успевая поражать тех кто не был достаточно разумен, чтобы податься назад.
С левой стороны, тем же занимался Киншаа, ловко орудую штыком винтовки, а позади вышагивал Дроут, чьи глаза опытного мошенника, кажется успевали видеть на все 360 градусов, и замечать любую опасность.
За «бандой» в прорыв устремились и прочие тооредаанцы — солдаты и матросы, ощетинившимся сталью ежом, напирая на своих врагов.
Вот, этот «еж» дошел до Ренки и втянул его в свои ряды… Киншаа отошел назад, а Ренки занял его место, и колонна снова двинулась вперед, очищая палубу вражеского корабля от защитников.
Так они дошли до кормовых надстроек, где и задержались на несколько мгновений, пережидая картечный дождь из фальконета и мушкетов морских пехотинцев, накрепко вставших возле лестниц ведущих на мостик, полные решимости не пропустить тооредаанцев дальше.
— Наверх! — Коротко приказал Готор. И первый подставил спину…
«Бандиты» да и гренадеры 6-го полка, уже давно наловчились штурмовать здания, использую друг друга в качестве ступенек и подпорок.
Ренки первый взлетел наверх, перемахнул через перила, ткнул шпагой боцмана, перезаряжающего фальконет, скрестил шпаги с лейтенантом, который все еще зажимал в левой руке специальный держатель для фитиля.
Лейтенант оказался весьма неплохим фехтовальщиком. Но это ему не сильно помогло, когда перелезший следом Дроут ткнул ему в спину штыком.
Бой за мостик, начавшийся столь стрепительно, столь же стремительно и был проигран защищавшими его кредонскими моряками. Ярость напирающих тоореданских солдат, мгновенно смела капитана корабля и его офицеров. — Кое-кто из них еще пытался укрыться в изрядно побитых ядрами каютах. — Но было уже поздно. — Всех их закололи штыками и матросскими тесаками.
Бой еще продолжался некоторое время. Капральство морских пехотинцев, засевших на баке, и присоединившиеся к ним матросы, еще продолжали упорно держать оборону.
В трюмах корабля, и на батарейных палубах, еще звенели клинки, и слышались крики яростной драки… Но лишившись своих вождей — кредонцы начали сдаваться, и очень скоро, весь корабль был взят под полный контроль, и на его мачте взвился Флаг королевского флота Тооредаана!
— Изрядной смелости была ваша выходка! — С непонятными — то ли хвалебными, то ли осуждающими интонациями, высказался адмирал оу Ниидшаа, когда Ренки вместе с друзьями вернулся на палубу его корабля. — Даже затрудняюсь определить, что в ней было больше — храбрости или безумия…