Она заколебалась. Не хотелось отказывать ему. Приятно было поговорить по-французски после беспрестанной трескотни в общей спальне. Великолепное облачение указывало на его высокое положение во дворце, и он, по-видимому, был дружески к ней расположен, но что-то в его откровенно восхищенном взгляде нарушало ее спокойствие и мешало продолжать урок.

— Может статься, — тактично добавила она, — что позднее, когда мы дойдем до более сложных вещей, чем название предметов и действий, я могла бы прибегнуть к вашей помощи.

Его улыбка была белозубой и привлекательной. Стремление помочь ей не вызывало сомнений.

— Надеюсь, вы так и поступите. Однако существует другая причина, по которой мы будем чаще встречаться. Я должен объяснить. Милостивая Госпожа Луны распорядилась, чтобы, когда позволят другие обязанности, я посвящал вас в основы веры ислама. Мне доставит это величайшую радость.

— Без сомнения. — Дружелюбие Иден как рукой сняло. — Но я уже объяснила вашей хозяйке, что подобное обучение не для меня.

Аль-Акхис, похоже, не смутился. Он улыбнулся так, как улыбаются ребенку, который шалит.

— Аль-Хатун приказала, — мягко заключил он. — Нагие дело повиноваться.

— Моя хозяйка не потаскушка у султана, а королева Англии! — Иден не стеснялась в выражениях. — Можете говорить сколько угодно — все ваши слова унесет ветер. Я не отрекусь от Христа, в коем мое утешение и сила.

— Слова будут не моими, но Аллаха, — с неизменной любезностью ответил советник. Он приглашающе кивнул Эль-Кадилу, с интересом наблюдавшему за их разговором. — Камаль оседлал для молодого господина лошадь на конюшнях. Вы позволите ему закончить урок?

— Похоже, я не имею возможности отказать, — ледяным тоном ответила Иден.

Бросив обеспокоенный взгляд на ее застывшее лицо, Эль-Кадил отправился искать свою лошадь, а смазливый араб с упреком улыбнулся:

— Не следует смущать ученика своим гневом. Он настроен любить и понимать вас.

В словах его был здравый смысл.

— Для меня не важно любит он меня или нет, — ответила она, покривив душой, ибо Эль-Кадил был симпатичным мальчиком, а ей нравилось общаться с детьми при отсутствии собственных.

Не сделав лишнего движения, Аль-Акхис без приглашения опустился на освобожденное мальчиком место напротив Иден. Он уселся на ковре, скрестив ноги и выпрямив спину — по обычаю своего народа. Затем, запустив руку за пазуху, извлек маленькую, украшенную драгоценными каменьями шкатулку, почти закрывшую ладонь его руки. И протянул ее Иден.

Слегка обеспокоенная и смущенная собственной несдержанностью, Иден вопросительно взглянула на него.

— Что это?

— Возьмите.

Заинтересованная, несмотря на досаду, она взяла коробочку. Вещица была сделана из мягкой кожи неизменного синего цвета с тиснеными золотыми листьями и заключена в оправу из чистого золота очень тонкой работы, поражавшей взор так же, как и осязание. С одной стороны был вставлен крошечный ключик. Она дотронулась до него и отдернула руку, терзаемая сомнениями.

На себе она ощутила его взгляд, довольный и вызывающий.

— Откройте. Это — ваше.

Она повернула ключик и откинула крышку коробочки.

Но это оказалась не шкатулка, а книжка — бесценная, чудесно выполненная копия обращения Аллаха к его пророку Магомету... священная книга ислама, Коран.

— Работа весьма искусна, — произнесла она, игнорируя содержание подарка. Внутреннее чутье подсказывало, что он подготовил ей ловушку. — Меня приводит в отчаяние невозможность принять столь драгоценный дар, — твердо сказала она, возвращая ему книжечку.

Натянуто улыбнувшись, он не пошевелил и пальцем.

— То, что однажды подарено, не может быть возвращено. У нас это величайшее оскорбление. — Карие глаза посмотрели на нее с грустью. — Мы знаем друг друга всего час. За это время я обратился к вам с приятными словами и сделал маленький подарок. Почему же, о женщина с глазами зелеными, как листва, омытая струями водопада, вы хотите отплатить мне оскорблением?

Не дожидаясь ее ответа, он изменил позу, поудобнее устроившись среди подушек и облокотившись на полосатый валик. Томный и самоуверенный, он приготовился выслушать ее.

Иден не могла позволить выставить себя глупой.

— Это драгоценный подарок, — серьезно ответила она, — и если уж мне придется сохранить его, то я буду ценить его красоту, ибо не могу в равной степени оценить заключенное в нем послание.

Последовала еще одна улыбка.

— Достаточно. Начало положено, — промолвил он. Вопрос был исчерпан. Она заключила, что сейчас он не станет более добиваться ее подчинения.

— Как вышло, что вы говорите на моем языке? — спросила она, убедившись, что он не собирается уходить.