В награду она заработала искорку интереса в его глазах, которые, казалось, способны были лишь созерцать ее как некое публичное зрелище.

— Два года я не мог говорить ни на каком другом, — печально сообщил он. — Я был пленником франков, пока два года назад сам султан не внес за меня выкуп.

— Он, должно быть, высоко ценит ваши таланты.

Аль-Акхис неопределенно качнул головой, но ничего не добавил.

— Где вам пришлось быть в плену?

— В городе, называемом Тир. Может быть, слышали о таком? Я был пленником маркиза Монферратского.

Удивленный крик Иден можно было вполне назвать криком радости — случайные слова принесли ощущение чего-то знакомого в чужую, враждебную атмосферу.

— Меня захватили вскоре после того, как я покинула владения маркиза, — сообщила она. И затем добавила с горечью и гневом: — Камаль убил его людей.

Аль-Акхис нахмурился.

— Я не знал этого, — сказал он с неподдельным огорчением. — Мне очень жаль.

Сердиться на него было невозможно. К тому же, сам он, похоже, не был солдатом, скорее, кем-то вроде управляющего.

— Если Конрад Монферратский ваш друг, госпожа, то вам повезло. Он сильный человек и со временем, возможно, станет великим.

— Но он ваш враг, не так ли? — спросила она, удивленная его похвалой маркизу.

Он пожал плечами:

— У меня было время научиться уважать его. Он хорошо обращался со мной. Мы стали друзьями... насколько это было возможно. Мы вместе играли в шахматы. Я понемногу учил его арабскому. Он хороший солдат и храбрый командир, но при возможности он предпочел бы развивать на своих землях торговлю, а не заливать их кровью. Мой повелитель, Салах-эд-Дин, был приятно поражен тем, что я рассказал ему.

— Настолько, что он готов теперь заключать с маркизом договоры за спиной остальных христианских вождей, — задумчиво проговорила Иден. — Я тоже восхищаюсь маркизом, но надеюсь, что он останется на стороне христиан.

Аль-Акхис не смог скрыть удивления.

— Неужели об этих договорах стало известно? Конраду непременно следовало проявлять большую осторожность.

— В лагере христиан многие уже зовут его предателем, — согласилась она.

— Но он ведь не предатель? — Он внимательно наблюдал за ней.

— Нет. Я не думаю, — медленно проговорила она. — Но вы знаете его лучше.

— Тогда он был полон честолюбивых помыслов. Он занял Тир. И удерживает его.

— Он и сейчас помышляет о большем.

С чувством, схожим с тоской по родине, она вспомнила о высокой, полной достоинства фигуре, бросающей вызов Львиному Сердцу.

— О короне Иерусалима, — спокойно подтвердил араб. — Но мы не собираемся позволить крестоносцам захватить город Иерусалим. А без этого корона всего лишь мираж, символ, не имеющий власти.

— Мы вернем Иерусалим, хотите вы этого или нет, можете быть уверены! — гордо заявила она, откинув голову.

Настороженность и любопытство сошли с его лица, сменившись былым ленивым удовольствием.

— Вы не должны более беспокоиться о подобных вещах. Дальнейшая ваша жизнь будет протекать в Дамаске, куда не доходят отзвуки отдаленной борьбы. И жизнь эта будет лучше, чем вы ожидаете, — добавил он, увидев ее помрачневшее Лицо.

— Жизнь рабыни? Каким же образом? — яростно воскликнула она. — Я правила в своих владениях в Англии так же, как Аль-Хатун в своем дворце!

— Вы должны учиться забывать прошлое — оно осталось позади, и к нему нет возврата. Для вас лучше попытаться принять настоящее, — сказал он с глубокой серьезностью. — Раб во дворце Аль-Хатун нечто совсем иное, чем раб во владениях Ричарда Английского. Здесь рабы могут обрести славу и огромное богатство. Многие наши почитаемые ученые — рабы, равно как и философы, летописцы, инженеры. Сама госпожа Аль-Хатун, с позволения сказать, рабыня. Дети рабов обучаются вместе с детьми свободных людей — это один из особо ценимых нами принципов. Так обеспечивается полноценность расы, ибо новая кровь рождает новые идеи...

При этих словах его глаза оценивающе окинули ее взглядом с ног до головы так неторопливо и так интимно, словно он провел своими тонкими чувствительными пальцами по ее телу. Она слегка вздрогнула, но не от чувства отвращения.

— Если вам придется выйти замуж в Дамаске... — начал он.

— Разве вам не рассказали? У меня есть муж, — прервала его Иден.

— О да, это... мне это известно. — Он вздохнул. Как заставить ее понять? — Слуга ислама не имеет ни прав, ни обязанностей вне ислама, — пояснил он с мягкой настойчивостью. — Здесь заключенный христианским священником брак теряет свою силу. По велению Аль-Хатун вы можете выйти замуж за того, за кого она скажет.