– Избавь меня от своей жалости, – прошептал он.

Но Лаура уловила в его словах скрытую нежность и боль.

– Я люблю тебя, Алекс, люблю всю жизнь! – воскликнула она со слезами в голосе. – Да, всю жизнь… Неужели ты думаешь, что я могу чувствовать к тебе лишь жалость? Если так, то ты плохо меня знаешь.

– Жалость, сочувствие, сожаление – какая разница? Все ми чувства означают примерно одно и то же, – сказал он, он отстраняясь.

Алекс отвернулся, поднял с пола маску и снова надел ее.

Она не сводила с него глаз, и под ее пристальным взглядом ему стало не по себе. Не так он все себе представлял. Лаура не убежала в ужасе и не упала в обморок – она смотрела на него своими огромными зелеными глазами, полными слез. Боже, как ему не хватало этих глаз!

– Из-за шрамов ты не стал для меня хуже, Алекс, – сказала она, положив руку ему на плечо.

Он отстранил ее руку, но не мог спрятаться от взгляда – в зеленых глубинах ее глаз появился знакомый блеск.

– Шрамы – это мелочи по сравнению с другими твоими недостатками, – усмехнулась она. – Ты упрям, прямолинеен и лишен чувства юмора. А маску свою носишь… как щит, защищаясь от окружающего тебя мира. Тебе следует проявлять больше гибкости, дорогой Алекс.

– Теперь, миледи, вы взялись оценивать мой характер?

– Естественно, Алекс. Кому, как не мне, дать ему верную оценку? Уж я-то знаю тебя лучше, чем другие. Все тебя боятся, а кто не боится, у того не хватает ума делать выводы.

Она приблизилась к нему вплотную и прижала ладони к его груди. На губах ее снова появилась улыбка.

– Ты обвиняешь меня в избытке гордости, драгоценная супруга? Выходит, я должен еще и поблагодарить тебя за твою ложь?

Лаура вздохнула. Алекс действительно был слишком гордым… Но к черту его гордость! Она любит Алекса, и только это имеет значение.

– Пойми, дорогой, ты испытываешь мое терпение…

– Надеюсь, миледи, испытание проходит успешно, – проговорил граф с усмешкой. – Вы действительно хотите стать терпеливой? Я бы на вашем месте был поосторожнее. Видите ли, ваши желания иногда сбываются.

– Но мое желание уже сбылось.

Граф промолчал. Он видел, что Лаура совершенно его не боялась; более того, она отчитывала его, как мальчишку. Ее улыбка была столь обворожительной, что он едва не улыбнулся ей в ответ. Взяв себя в руки, граф поджал губы и отвернулся.

– Ты должен признать, Алекс, что я права, ведь ты прекрасно это понимаешь, – продолжала Лаура. – Но ты должен знать: я тебя люблю и буду любить, несмотря ни на что.

– Все это твои фантазии, – проворчал граф.

Лаура весело рассмеялась, и у Алекса возникло ощущение, что он утратил контроль над ситуацией.

– Дорогой, сдавайся на милость победителя. Мои условия не такие уж тяжкие.

Алекс нахмурился.

– Сдаваться? И не подумаю, особенно вам, миледи.

– Гордец терзается, и собственная гордость служит ему и зеркалом, и литаврами, и по собственной гордости он сверяет свою жизнь.

– Шекспир? Ты можешь сейчас цитировать Шекспира?

– Почему бы и нет? – со смехом отозвалась Лаура, направляясь к выходу.

– Куда ты собралась?

– К гостям, – ответила она. – Ведь я хозяйка дома, не так ли?

Он ни разу не дрогнул перед лицом врага во время боя, но тут растерялся. И странное дело, он не чувствовал особого сожаления, хотя понимал, что его одолели.

«О Господи, – думал граф, – надо было опрометью бежать из дома в тот момент, когда я увидел ее из окна Орлиной башни. Нет, надо было приказать, чтобы заперли все двери и ни под каким предлогом не пускали ее в дом. Ведь мог бы обо всем догадаться, когда увидел ее во дворе…»

Только сейчас он заметил, что началась буря и дождь барабанит в стекла окон. Огромные бочки, стоявшие на крыше, уже давно наполнились водой. Небо то и дело прорезали вспышки молнии, и ветер врывался в приоткрытые окна. От сквозняка снова распахнулась дверь, но граф и не думал ее закрывать. Он вглядывался в темноту, ожидая, что из мрака вот-вот возникнет женщина, ставшая сегодня его женой.

Наконец он все же захлопнул дверь и, повернувшись к окну, погрозил кулаком небесам. И тут же криво усмехнулся, сообразив, что гневаться на стихию столь же бесполезно, как и на жену.

Господи, что за первая брачная ночь!

Господи, что за жена!

– Не понимаю, что вас так поразило, – сказала Элайн Уэстон, обращаясь к собравшимся; при этом она не переставала любоваться собственным отражением в зеркале. – И он, и она… Они оба вели себя не лучшим образом, но ничего другого я от них и не ожидала.

Она опоздала к началу церемонии, но последнюю сцену успела застать, причем от души позабавилась! И не забыла позаботиться о собственных интересах, то есть о том, чтобы женушке графа пришлось в Хеддон-Холле не сладко. На карту были поставлены почти все деньги Уэстонов; кое-кто говорил, что жена Алекса и сама является наследницей немалого состояния.