– Какое смирение! – улыбнулся Перегрино. – Мы просто читали твои труды, дочь моя, и проявили бы огромную глупость, не обратившись к тебе за советом в столь трудные времена.

– Мудр будет мой совет или глуп – не знаю. Чем смогу – помогу, – сказала Валентина. – Но на вашем месте я бы на многое не рассчитывала.

Здесь мэр Ковано решил прервать разгоревшуюся дискуссию и обратиться к основной теме собрания.

– Накопилось множество насущных проблем, – начал он, – но у нас не будет возможности разрешить их, если мы не справимся с самой неотложной. Прошлой ночью в доме семьи Рибейра произошла небольшая ссора…

– Ну почему лучшие умы нашей колонии обязательно должны быть обращены к самому несговорчивому и неспокойному семейству? – горестно пробормотал епископ.

– Вы не совсем правы, епископ Перегрино, – ответила ему Валентина. – Они отнюдь не самая беспокойная семья в поселке. Просто их внутрисемейные раздоры производят наибольшее волнение на поверхности общественной жизни. В остальных семействах также случаются бури, и куда более сильные, только вы не замечаете этого, потому что они не отражаются на Милагре.

Епископ с глубокомысленным видом кивнул, но, как почему-то показалось Валентине, его несколько задело, что она поймала его на столь очевидной ошибке. Хотя, насколько она могла предвидеть, эта «ошибка» могла многим выйти боком. Если епископ и мэр вдруг сочтут семью Рибейра более беспокойной, чем есть на самом деле, они могут утратить веру в Элу, Миро, Новинью – в общем, во всех тех, в ком Лузитания больше всего нуждается, чтобы благополучно выбраться из надвигающегося кризиса. Вскоре каждый человек будет на счету. Может понадобиться помощь даже Грего и Квары, наиболее несдержанных и незрелых отпрысков семьи Рибейра. Квим уже потерян, а ведь он, пожалуй, был лучшим из них. Глупо было бы лишиться поддержки и всех остальных, однако, раз уж администрация колонии начала относиться к семейству Рибейра как к некоему коллективу, вскоре начнут сомневаться и в каждом по отдельности.

– Прошлой ночью, – продолжал мэр Ковано, – семья рассорилась, и, насколько нам известно, почти никто из них друг с другом не разговаривает. Я долго пытался отыскать Новинью, но только недавно узнал, что она нашла убежище у Детей Разума Христова и отказывается с кем-либо встречаться. Эла сообщила мне, что ее мать запечатала в лаборатории ксенобиологов все файлы с информацией, поэтому сегодня утром исследовательская работа встала намертво. И хотите верьте, хотите нет, вместе с Элой была Квара. Миро бродит где-то за периметром. Ольяду находится дома, но, как сказала его жена, он отключил глаза – таким образом он отстраняется от жизни.

– Из ваших слов, – сказал Перегрино, – у меня сложилось впечатление, что они очень тяжело перенесли смерть отца Эстеву. Я должен навестить их и попытаться помочь.

– Эти проявления горя и скорби абсолютно естественны, – покачал головой Ковано, – и я бы не стал созывать собрание, если бы на этом все и закончилось. Как вы уже заметили, ваше святейшество, вы в качестве духовного наставника без труда справились бы с ситуацией, и мое вмешательство не потребовалось бы.

– Грего, – догадалась Валентина, припомнив, чье имя не назвал Ковано.

– Вот именно, – подтвердил Ковано ее догадку. – После беседы с членами семьи он направился прямиком в бар – по сути дела, до утра он успел посетить несколько заведений подобного рода – и поведал каждому полупьяному параноику на Лузитании, которых у нас, надо сказать, хватает, что свинксы жестоко расправились с отцом Эстеву.

– Que Deus nos abencoe [25] , – прошептал епископ Перегрино.

– В одном из баров даже возникло некоторое волнение, – констатировал Ковано. – Стекла выбиты, все стулья переломаны, двое человек оказались в больнице.

– Начало погромов? – уточнил епископ.

– Да нет. Просто выражение гнева.

– И они таким образом освободились от него?

– Надеюсь, – пожал плечами Ковано. – Но брожение прекратилось, только когда взошло солнце. И когда прибыл констебль.

– Констебль? – переспросила Валентина. – У вас всего один констебль?

– Он возглавляет добровольные полицейские силы, – пояснил Ковано. – И вместе с тем добровольную пожарную бригаду. Смена по два часа. Кое-кого пришлось разбудить, но мы собрали человек двадцать, чтобы утихомирить толпу. Всего дружина насчитывает пятьдесят членов, дежурят обычно по четыре человека: ночами прогуливаются по улицам и травят анекдоты. Но кое-кто из незанятых членов дружины этой ночью принимал участие в разгроме бара.

– Вы хотите сказать, в случае возникновения каких-либо осложнений на полицейские силы полагаться не стоит?

– Прошлой ночью они великолепно проявили себя, – возразил Ковано. – Во всяком случае, те, кто находился при исполнении.

– Однако если поднимется настоящий бунт, им его будет не сдержать, – сделала вывод Валентина.

– Прошлой ночью все благополучно уладилось, – сказал епископ Перегрино. – Первое потрясение уже позади, а к следующей ночи их гнев спадет.

– Напротив, – заявила Валентина. – Сегодня ночью весть о смерти Квима распространится по всей колонии. Все от мала до велика узнают о ней, и гнев вспыхнет с новой силой.