Она обежала взглядом пыльное помещение, и ее пронзила острая боль воспоминаний. Здесь у нее было чудесное свидание с Дунканом. Забавно — ей совсем не было стыдно, хотя только что она призналась отчиму, который стал для нее настоящим отцом, что переспала с Финном.

Дункан — это другое. Он заботился о ней. Хотел на ней жениться.

Но любит ли он ее? Она не знала. Зато понимала, что вступила в запретную связь с ним, полностью отдавая себе отчет о возможных последствиях.

Стоя возле домика, она тем не менее устремила взгляд на кусты рододендрона и на фонарный столб. Здесь ее целовал Дункан. Он не принял ее «нет» в качестве ответа. Тут Марша улыбнулась. А потом граф спросил, кто о ней заботится.

Горькое, мучительное воспоминание. Марша закрыла глаза.

Вспоминая, какие моменты разделили они на двоих, плохие ли, хорошие, Марша поняла, что не может больше обманываться. Не следует тешить себя иллюзией, будто она с ним вместе потому, что он добрый друг и хороший человек, которому к тому же повезло родиться потрясающе красивым и научиться изумительно целоваться.

Марша усмехнулась. Она его любит! Полюбила всем сердцем и душой. Это открытие стоило ей новых слез, но она поспешила их утереть.

Что тут сделаешь? Не время сейчас для новых страданий.

— Что мы скажем маме? — спросила она отца минуту спустя, когда он вышел из домика и притворил за собой дверь.

— У нас с твоей матерью нет секретов друг от друга. И я думаю, пусть она узнает. Так будет лучше всего. Она сумеет утешить тебя, как полагается матери.

Мать действительно умела утешить. Марше очень повезло — у нее самые добрые в мире родители. Отец не стал ее наказывать. Вряд ли мать захочет это сделать — тем более прошло столько лет. Тем более что теперь она и взрослее, и умнее.

— Разумеется, мы не станем говорить Дженис, — продолжал отец. — Ей незачем знать.

— Благодарю. — Она снова обняла отца. — Мне жаль твои розы.

Он рассмеялся.

— Не все так плохо. Вырастут еще сильнее и красивее, чем раньше. Для того и нужна розам обрезка. Кстати, девочка моя, — он погладил ее по руке, — это справедливо и по отношению к людям. Ты становишься сильнее благодаря ранам, которые заставили тебя страдать. Не думаю, что та Марша, которую я знал до того, как все это произошло, смогла бы командовать целой школой. Она была милой веселой девочкой, не знавшей ни забот, ни хлопот. Думаю, она бы быстро сдалась.

— Думаю, ты прав, папа.

Он прочистил горло. Лицо его стало серьезным.

— Теперь я твой отец и должен вести себя в соответствии с тем, что ты мне только что поведала.

Марша встревожилась.

— Хочешь сказать, что не ограничишься тем, что не станешь поощрять сватовство Финна?

— Да. Должны быть приняты и другие меры. — Его лицо помрачнело. Он явно что-то задумал.

Как она раньше не замечала, что он может быть страшен в гневе?

— Но, папа…

— Никаких «но».

— Я надеялась, что ты не рассердишься. Думала, мы сможем все преодолеть. Вместе. Разве ты не сам говорил мне это?

— Да, говорил. — Он сжал ее руку. — И я вовсе не сержусь на тебя. Ты была юной девушкой, которую обманул юноша постарше. Что бы ни случилось, теперь никто не поставит этого тебе в вину. Но ты должна подготовиться.

— Подготовиться?

— Дело не закрыто. Да, ты пролила свет на эту историю. Но справедливость еще не восторжествовала.

— Я не ищу отмщения, — настаивала она. — Я хочу вернуться в Оук-Холл.

— Может быть. — Отец был неумолим. — Но я не допущу, чтобы кто-то оскорбил мою дочь и остался безнаказанным!

— Но, папа…

Обняв Маршу за плечи, отец поспешил увести ее к дверям, ведущим в дом.

— Иди, — велел он. — Я хочу, чтобы сегодня утром ты оставалась в своей спальне. Я дам тебе знать, когда можно будет выйти.

— Ты меня наказываешь?

Он покачал головой:

— Дело очень деликатное, и я сам им займусь. Не хочу, чтобы меня отвлекали. Когда вернется твоя мать, я отправлю детей куда-нибудь, чтобы вернулись не скоро. Найди себе интересную книгу или займись шитьем. Пусть Кэрри принесет тебе еще чаю с гренками.

Ее подбородок дрожал.

— Пожалуйста, не надо!

Он коснулся пальцем ее губ.

— Ты должна мне доверять, — сказал он. — А теперь иди. — Открыв перед ней дверь, отец ждал, пока она войдет в дом.

Немного поколебавшись, она вошла — что еще оставалось ей делать? На отца она взглянуть не решилась. Ее затопил гнев; она кипела, точно чайник на плите, разбрызгивая горячие капли.

Что задумал отец? Почему бы ему просто не принять к сведению то, что она сказала, чтобы защитить Дженис?