«Если остаться здесь, – думала лениво Юлия, – если остаться… к утру засыплет совсем, и никто не узнает, где они. Никому не придет в голову, что они лежат под снегом, рядом с домом, как… как… в могиле? Нет! Не хочу!»

– Алекс! – позвала она. – Ты где?

Алекс не отвечал.

– Алекс! – позвала она громче. – Мне холодно!

Алекс по-прежнему молчал.

– Я хочу чая! – закричала Юлия. – С малиной! И жареной картошки, – прибавила она через долгую минуту. – Если ты сию минуту не встанешь, я уйду одна!

Алекс перевернулся, подул ей в лицо, сдувая снежинки. Она видела над собой его блестящие глаза и блестящие зубы. Он смеялся. Она потянулась к нему лицом. Губы его были холодными и шершавыми. Жесткий подбородок царапнул ей щеку.

– Юлька! – прошептал Алекс. – Юлька, я так тебя люблю! Не пугай меня больше!

– Не буду, – прошептала она едва слышно. – Я больше не буду.

…Он чистил картошку, потом крупно нарезал ее в сковородку. Юлия наблюдала за его неторопливыми движениями, по-мужски скупыми. Женщина в кухне ведет себя иначе. Она делает сразу много дел – чистит, жарит, моет, переставляет, роняет на пол, достает посуду. Алекс работал красиво. Накрыв сковородку крышкой, он достал тарелки, потом стал резать хлеб. В его движениях были неторопливая уверенная обстоятельность и сила. «Такой идет до конца», – подумала вдруг Юлия, испытывая странное томление. Ей хотелось подойти к Алексу, прижаться лицом к его спине, как раз между лопаток. Почувствовать его запах и ровное биение сердца. Она полулежала на диване, сонная, укрытая пледом. Ей было уютно и тепло, обветренное лицо горело.

– Я хочу вина, – сказала Юлия. – Красного!

Они пили вино и ели жареную картошку. Картошка была жестковата. Юлия ловила на себе взгляды Алекса. Давно она не чувствовала подобного голода. Да что это с ней?

– Я буду жарить картошку каждый день, – сказал вдруг Алекс. – Два раза в день, хочешь?

– Хочу, – отвечала Юлия с набитым ртом.

Алекс легко поднялся со своего места, обогнул стол и сел на пол у ног Юлии. Обнял ее колени. Ей показалось, что он сейчас заплачет.

– Скоро весна, – сказала она ни к селу ни к городу. – Совсем скоро. И дни станут длинными. И жизнь будет бесконечной. И мы снова куда-нибудь уедем.

– Конечно! – прошептал Алекс. – Совсем скоро…

Он сидел на полу и, видимо, не собирался вставать. Юлии стало смешно.

– Алекс, вставай! – она подтолкнула его коленом. – Картошка стынет!

На другой день Алекс перед работой принес ей чай с ромашкой, коснулся губами лба. Сказал, что вернется пораньше и будет звонить. Юлия видела через окно, как он вывел из гаража машину. Мотор работал бесшумно. День был сероватый, нехолодный. Она видела мокрые дорожки в саду. В сугробе, в котором они вчера лежали, осталась едва заметная ямка. Он осел и словно провалился. Машина мелькнула на улице и исчезла за поворотом, оставив за собой сизый шлейф дыма. Юлия испытала странное чувство освобождения. Она была как человек, который силится вспомнить что-то важное, сосредоточенно прислушивается к себе: вот-вот, кажется, удастся ухватить мысль-воспоминание за хвостик, но она все не дается, прячется, как юркая змейка. Мелькнет – и нет, как и не было. Позвонила Лиза Игнатьевна – звонок заставил Юлию вздрогнуть всем телом. Экономка доложилась, что не придет, так как тетка совсем плохая, оставить ее не на кого, а в больницу не берут, потому как кому теперь нужны старики?

– Потом, – сказала Юлия сосредоточенно, – потом! – и положила трубку.

Бесшумно, на цыпочках, словно боясь потревожить кого-то, кто находился в доме, она вернулась в постель, укрылась с головой одеялом и стала прислушиваться к тому, что происходило внутри ее организма. Чьи-то невесомые пальцы мягко сжимали затылок. Возникла боль в горле. Чувство беспокойного ожидания. Чувство шевеления волос на голове. Чувство раздвоения. Распада на две величины. Одна – Юлия. Другая – Неизвестно-кто. Неизвестно-кто сидел тихо, притаившись, в глубине сознания. Смотрел пристально, иногда моргая веком. Юлия затаила дыхание, боясь спугнуть его. Напряженный обострившийся слух выхватывал из пространства всякие невнятные шумы, скрипы, шорохи в стенах, в полу, на чердаке – они постепенно превращались в отчетливые мерные шаги и тяжелое дыхание постороннего человека. И еще странный, смутно знакомый звук присутствовал. Шелест, мелкий скрежет жестких… крыльев?

– Жуки! – догадалась Юлия.

Жуки шуршали лапками, тысячи жуков, река жесткокрылых, рогатых и пучеглазых жуков текла внутри стен… Жуки терлись друг о друга лапками и крыльями и издавали скрежещущий жестяной звук…

…Она сидела на большом камне, на другом камне, напротив, сидела… большая ящерица… Юлия попыталась вспомнить, как она называется. Слова со скоростью света проносились в ее голове, но нужного все не было. Отдельные, не связанные друг с другом слова… некоторые из них были незнакомы. Они повторялись снова и снова, словно неслись по кругу. Игуана! Ящерица называется игуана. Она должна быть разноцветной, как на картинке в энциклопедии, сине-зеленой, с золотистой головой и желтыми глазами. Та, что сидела напротив, была серой с прозеленью и сливалась с камнем. Юлия не сразу ее заметила. Она сидела на камне, наблюдая за Алексом – тот летел на самый верх пирамиды, как камень, выпущенный из пращи. Он звал ее с собой, но она только покачала головой. Глаза ее скользили рассеянно по туристам, каменным столбам, пирамиде и вдруг наткнулись на внимательный взгляд серой, как тень, неподвижной рептилии. Юлия вздрогнула и судорожно втянула в себя воздух. И тут же рассмеялась громко. Игуана не шевельнулась.

Алекс махал ей с вершины пирамиды. Она помахала в ответ и взглянула на часы – до отхода их автобуса оставалось около часа. Она покосилась на игуану. К ее изумлению, игуаны на камне не было. Она исчезла! Юлия всматривалась в груду камней, ожидая, что рептилия «проявится», как на картинке-шараде, испытывая странное чувство оторопи и нереальности.

Гомон толпы вдруг словно отодвинулся и растворился, и Юлия впала в странное состояние сродни трансу. Перед ней были джунгли – мощные деревья, перевитые лианами, пышная зелень, экзотические цветы; планерами парили в воздухе большие птицы. И вдруг она увидела людей – темно-коричневых, обнаженных, в одних набедренных повязках, с блестящими черными волосами, связанными на затылках в пучки; с раскрашенными синей краской лицами; с луками и стрелами за плечами, – они неторопливо бежали цепочкой, ныряя в зелень, пропадая из виду и выныривая снова. Она видела их отчетливо, до мельчайших деталей – серьезные высокоскулые лица, раскрашенные синей краской, равномерное «конвейерное» движение, нырки в зелень и выныривания…

Она очнулась и вскрикнула, когда Алекс тронул ее за плечо.

– Уснула?

– Ты? – удивилась Юлия. – Уже спустился?

– Напрасно ты не поднялась, оттуда шикарный вид. Идем?

– Куда? – не поняла она.

– К автобусу, у нас десять минут. Ты что, уснула?

– Десять минут? – Юлия взглянула на часы. – Но…

Она осеклась и удивленно осмотрелась. Воинов с луками больше не было, вокруг были толпы гомонящих туристов. Пятьдесят минут провалились в небытие, не иначе, – в прошлое или параллельную реальность…