Опустела уже бутылка водки, подернулась пленкой жира не мытая после яичницы сковорода, чернела глубокая ночь за окном, когда друзья решили, что на сегодня хватит. Баста.

Изгнав Зажорика и Монаха, Ирка разделась, пригладила волосы, уселась около Юлии с видом победительницы.

– Ты, Юлька, очень доверчивая, – начала она. – И баба Лиза твоя совсем умом двинулась. Разве можно чужих людей в дом пускать? Зажорик – без тормозов, пацан недоделанный, хоть и брат, в чем лично я очень сомневаюсь. Мамаша была женщиной горячей. А его дружок? Ты видела эту рожу? Это же разбойник с большой дороги! Знаю я его, да и ты помнишь, в нашей школе учился. Олег Монахов, кликуха Монах. Три раза женился. Бродяга без роду без племени. Экстрасенс, тоже мне! Типичный бомж. Со всех работ выгоняют, нигде места себе не согреет. А мой братец подбирает всякое дерьмо и тащит в дом, и Анжелика его придурковатая принимает. Только рожать и умеет, корова! Она мне позавчера звонила, просила денег. Может, я, конечно, слишком… но, ты понимаешь, я же братца своего знаю как облупленного, после его визитов деньги и вещи пропадают, ондатровая шапка Марика, мой шарф… Я его на порог не пускаю. Ты, Юлька, извини, конечно, но я как увидела эту нечистую парочку, так меня и заколотило всю. И баба Лиза тоже… старая дура!

– Олег мне понравился, – прошептала Юлия. – Он экстрасенс, у него аура сильная.

– Не верю я в эти бредни! Был бы экстрасенс, бабки сшибал бы! Нужно еще посмотреть, все ли на месте. Чего они приперлись? Откуда они знают, что ты нездорова? Лизкина работа? Она и своего сектанта привести собирается, еще один прохиндей выискался. Давай я лучше тебя покормлю. Ты уже ела?

– Я не хочу.

– Хоть бульон. Или чай. Я сейчас!

Ирка легко поднялась и побежала вниз по ступенькам в кухню. Оттуда сразу же донесся ее громкий голос. Она вернулась минут через десять с подносом, на котором стояли чашка бульона для Юлии и чашка кофе для нее самой.

– Поднимайся! – командовала Ирка, помогая Юлии привстать и подсовывая подушку ей под спину. – Пей!

Бульон был горячий и соленый и сильно пах лавровым листом. Юлию сразу же бросило в жар. Ирка пила кофе мелкими глотками и выкладывала последние новости.

– Марик злой, со мной не разговаривает, дурак. Пусть спасибо скажет, что вообще не выгнали. Лешка Добродеев укатил в Монако, трепал, что его сам принц пригласил чуть ли не историю княжества писать. Я вас умоляю! Они там все тупые, сами не могут. Классик, тоже мне! Мэр обсуждает с французами условия постройки завода по переработке гречки. Самое время Алексу подсуетиться, а то Речицкий перехватит. Хозяин, правда, его терпеть не может, ну, да золотой ключик любую дверь откроет. А его супруга, тоже мне, первая леди, открыла выставку Рунге в историческом музее. Помнишь, в газетах писали, что старый Рунге завещал свой антиквариат музею? Он всю жизнь собирал монеты, мебель, картины, всякое барахло, из комиссионок не вылезал. Конечно, с такой профессией можно не только коллекцию собрать, а и музей открыть. Все городские бабы через его руки прошли – кому аборт, кому еще чего. Женщин любил до безумия! А вещички оставил все-таки музею, а не какой-нибудь дульцинее. Ну и правильно! Его племянник приехал из Швеции – Валера Рунге. Тоже был на открытии, говорил, как он счастлив, что имя их останется в памяти города. По тэвэ передача была. Врет, конечно. Он бы эту коллекцию с радостью прибрал к рукам. Лучше деньги, чем слава. Но ничего не поделаешь, дядя был патриотом, хоть и из немцев. А может, еврей. Вениамин Рунге. Беня Рунге. Еврей, конечно! Мог Израилю завещать, с другой стороны. А тут все равно разворуют. А племянничек ничего из себя. Его вывезли в Швецию, когда ему было десять лет. Мать вышла замуж за шведа. Помнишь, выставка была шведская – кухни, холодильники, унитазы всякие? Его мать была переводчицей, окончила наш иняз. Старше нас лет на пять-шесть. Ты должна помнить – Лялька Рунге. Крашеная блондинка. Ни рожи ни кожи, только и радости, что шмотки были классные. Ну, и снюхалась со шведом, представителем фирмы. Он вернулся домой, свою законную похерил и забрал Ляльку с мальчиком. Повезло девке. Говорят, свой магазин одежды в Стокгольме. А молодой Рунге тут вроде бизнес открывать собирается. Не женат, между прочим. Наши бабы все на уши встали. Он на всех тусовках первый гость.

Ирка говорит и говорит, перебирая имена, события, новости. Кажется, она забыла о Юлии и говорит с собой. Дома ей неуютно, дома Марик, с которым они не сказали ни слова друг другу с того самого дня, а у Юльки хорошо. Марик, слабый, трусливый, боящийся скандалов, кажется, разозлился не на шутку. Таким она еще его не видела. Перестал есть дома, уходит ни свет ни заря, возвращается поздно, видимо, пьяный. Швыряет вещи на пол, цепляется за мебель, чертыхается. Ночует в кабинете. Ирка чувствует, как ее захлестывает ненависть к мужу, но трогать его боится. Квартиру она ему, конечно, не отдаст, пусть даже и не думает! Квартиру им подарили на свадьбу родители Марика. Ну и что? Пусть уходит, как настоящий мужчина, перебросив плащ через руку. Пусть хоть раз в жизни покажет мужскую сущность…

Юлия дремала. Уже знакомая лиловая долина появилась в дымке, уже побежали по горизонту воины с луками. Иркин голос напоминает чириканье птицы в ветках дерева. Птицы возятся, роняя на голову всякий мелкий сор. Смысл Иркиных речей от Юлии ускользает. Ей он не интересен. Ей гораздо интереснее идти по тропинке к Женькиному дому. Сесть на ступеньки, прижаться головой к его сильному плечу и сидеть, ни о чем не думая. И чтобы его рука на ее плече.

Она идет по тропинке, чувствуя нетерпение и радостное ожидание. Женька! Скоро откроется дом с высоким белым крыльцом и темными окнами. В серой дымке. Интересно, что внутри дома?

Они зажгут свет, закроют дверь. Юлия приготовит ужин, они сядут за стол. Выпьют вина. Она, Юлия, опьянеет… Женька станет поддразнивать ее… Они будут смеяться… Юлия вдруг подумала, что останется в Женькином доме. Не идти же на ночь глядя обратно через поле! В поле темно и страшно, а в Женькином доме светло и уютно. Ее дом там, где Женька… Женечка…

Ближе к вечеру произошло еще одно неожиданное событие. Вернулся с работы Алекс. Причем не один. Он поднялся в спальню, пропуская впереди себя рослую молодую женщину, большерукую, большеногую, с кирпичным румянцем очень здорового человека и внимательными темными глазами. Густая грива волос была небрежно собрана в тяжелый узел на затылке. Женщина застыла у порога. Алекс подошел к постели жены.

– Юлечка, – позвал он, – Юлечка! – Ирку он не заметил в сгустившихся сумерках. Юлия открыла глаза. – Юлечка, познакомься, это Тамара.

– Здравствуйте, – сказала Тамара, подходя ближе.

– Здравствуйте, – подала голос Ирка.

– Привет! – повернулся к ней Алекс. Досада отразилась на его лице. – Познакомьтесь, Тамара. Тамара, – обратился он к женщине, – это Ирина Степановна.

Ирка терпеть не могла своего отчества, считая его плебейским.

– Тамара? – переспросила она звенящим голосом, не предвещающим ничего доброго. – Кто такая Тамара?

– Тамара – медсестра, – сказал Алекс. – Она посидит с Юлией, пока Лиза Игнатьевна будет с теткой. Она мне звонила, сказала, тетка совсем плохая.

– Зачем? – спросила Ирка. В голосе ее был вызов. – Я могу сама посидеть с Юлечкой. Я могу даже пожить у вас. Зачем нам чужой человек?

– Тамара – профессиональная сиделка.

Тамара молча рассматривала Ирку. Темные глаза ее в сумраке комнаты казались огромными.

– Юлечка! – горячо сказала Ирка, хватая Юлию за руку. – Для меня это не сложно, мне не в тягость, ты же знаешь! Я сама могу, скажи, что не нужно чужих!