что такое "на самом деле" смерть. Ненавистный человек "на самом

деле"

отвратителен -- в ненависти человека видишь таким, каков он

есть, в

ненависти разбиты все иллюзии; обаяние же человека любимого --

просто субъективная дымка, скрывающая похоть или корысть. Войны

и

нищета страшны, мир и радость -- субъективные настроения. Эти

существа

всегда обвиняют друг друга в том, что хотят съесть торт так, чтобы

он

остался цел. Однако, благодаря нашим трудам, они платят за торт, но не

могут

его съесть. Если ты хорошо поведешь пациента, он скоро станет считать, что

его чувства при виде человеческих внутренностей выражают "то, что на

самом

деле", а чувства при виде счастливых детей или хорошей погоды --

просто

сантименты.

Твой любящий дядя Баламут.

ПИСЬМО ТРИДЦАТЬ ПЕРВОЕ

Мой дорогой, мой любимый Гнусик, куколка моя, поросеночек!

Как ты можешь хныкать теперь, когда все потеряно, и спрашивать: неужели

мои слова о любви к тебе ничего не значили? Ну что ты! Еще как

значили!

Поверь, моя любовь к тебе и твоя ко мне равны как две капли воды. Я

всегда

жаждал тебя, так же как и ты (жалкий дурак!) жаждал меня. Разница лишь

в

том, что я сильнее. Полагаю, что теперь они тебя мне отдадут. А

ты

спрашиваешь, люблю я тебя или нет! Люблю, как и любой лакомый кусочек, от

которого у меня прибавится жиру.

Ты выпустил из рук душу! Голодный вой, поднявшийся от этой

потери,

оглашает сейчас все Царство Шума до самого Трона.

Я просто с ума схожу, думая об этом. Да, я представляю себе, что

случилось, когда они вырвали ее у тебя!.. Внезапно глаза его

раскрылись, и

он впервые тебя увидел, узнал, как ты на него влияешь, и понял, что

теперь

ему конец. Ты только представь себе, что он почувствовал (пусть это и

будет

началом твоей агонии). Как будто отпали струпы со старой болячки, как

будто

он вышел из гнусной скорлупы, как будто он раз и навсегда сбросил

грязную,

прилипшую одежду. И так противно видеть, как они во время земной

жизни

снимают грязную, неудобную одежду и плещутся в горячей

воде, покрякивая от удовольствия. Что же тогда сказать о

последнем

обнажении, об этом последнем очищении?

Чем больше думаешь, тем хуже становится. А он прошел через все

так

легко. Ни медленно нарастающих подозрений, ни приговоров врача, ни

больниц,

ни операционных столов, ни фальшивых надежд. Раз -- и освободился!

На

какой-то миг все показалось ему нашим миром. Бомбы рвутся, дома

падают,

вонь, дым, ноги горят от усталости, сердце холодеет от ужаса, голова

кружится... и тут же все прошло как дурной сон, который никогда не

будет

иметь никакого значения для него. Эх ты, обманутый дурак! Заметил ли ты, как

естественно -- словно он для того и родился -- этот червяк, рожденный

на

земле, вошел в свою новую жизнь? Как все его сомнения мигом стали для

него

смехотворными? Я знаю, что он говорил самому себе: "Да, конечно, так

всегда

и было. Все ужасы были одинаковы. Сначала становилось осе хуже и хуже, меня

как

будто загоняли в бутылочное горлышко, и именно в тот момент, когда

я

думал, что это конец,-- ужасы кончались, становилось хорошо. Когда

рвали

зуб, боль нарастала,-- а потом вдруг зуба нет. Дурной сон переходил в

кошмар

– - и я просыпался. Человек все умирает и умирает, и вот -- он уже

вне

смерти. Как я мог сомневаться в этом?"

И когда он увидел тебя, он увидел и Их. Я знаю, как все было.

Ты

отпрянул ослепленный, ибо тебя они поразили сильнее, чем его поразили

бомбы.

Какое унижение, что эта тварь из праха и грязи могла стоять, беседуя

с

духами, перед которыми ты, дух, мог только ползать! Вероятно, ты

надеялся,

что ужас и вид иного, чужого мира разрушит его радость. Но в том-то все

и

горе, что Они и чужды глазам смертных, и не чужды. Вплоть до этого мира